Джон.

- Когда ты начала курить?
- В тринадцать.
- А я в десять!
Твои глаза лучатся хитростью, когда он говорит это. Ты весь - один сплошной маленький хитрюга с завышенным чсв и тысячей историй, из которых не поймешь, что правда, а что нет. Кажется, ты сочиняешь их на ходу, кажется, ты записываешь их у себя в голове и складываешь неаккуратными листами в уголке своих Чертогов Разума, а потом достаешь и раскладываешь в рандомном порядке, думая, как повествование выйдет лучше. Ты был бы отличным писателем, если бы мечта не заставила тебя взять в руки гитару.

- Взрослых не существует. Взрослые - это определение для людей, которые научились скрывать свои детские страхи и желания за тонкой фанерой.
Ты говоришь мне это однажды вечером, пока другие ребята ходят за пивом в магазин напротив. Тогда весь мир кажется нам ненастоящим, дрожащим, как мираж. Может, это от того, что мы, наконец, поняли, в чем смысл жизни, а может, дело всего лишь в самокрутках, полных марихуаны. Мы запираем дверь на ключ, смеясь и, наконец, отпуская себя, ведем себя как дети, целуемся, как дети, сталкиваясь носами, зубами и всем, чем можно, смеясь почти все время ровно до того момента, как ощущения мешают сделать нормальный вздох.

- She was just seventeen
If you know what I mean
Ты поешь битлов на улице, я танцую и собираю мелочь у благодарных слушателей, и мы оба знаем, что эта песня посвящена мне. Вчера мне исполнилось семнадцать, разница в возрасте теперь будто всего год - тебе восемнадцать, но через два месяца у тебя день рождения. Через два месяца я подарю тебе гамбургер, и ты рассмеешься и скажешь, что это лучший подарок.

- Направо или налево?
- Хорошие люди всегда идут налево!
Мы теряемся не единожды, теряемся на улицах, в поле во время вынужденной остановки, мы теряемся на пляже, переплетаем пальцы, руки, я запрыгиваю тебе на спину и истошно кричу, что мы здесь. Мы вдвоем - кажется, целый мир, и, кажется, весь мир принадлежит нам. Мы не влюблены, мы просто частички друг друга, два кусочка пазла, нашедшие свое место. Но нас всего двое, а вот если собрать всех наших, получится цельная картинка, и в этом мы видим свое предназначение. Мы ведь сами и есть искусство, только ты еще по совместительству музыкант, а я - твоя муза. Музыкант, муза, музыка - как мы любили играть со словами, особенно ты.
Твоей любимой книгой в детстве была "Алиса в Стране Чудес", и ты сам всегда любил использовать придуманные слова. Кажется, будь мы младше, говорили бы на каком-нибудь придуманном языке.

- Где Джон? Кто-нибудь видел Джона? Джон!
Когда я понимаю, что мы уехали без тебя, у меня случается истерика. Я кидаюсь на того, кто сейчас сидит за рулем, награждаю его немалым количеством ударов в попытке заставить повернуть, кто-то держит меня за руки, за ноги, пытаются меня успокоить, говорят, что ты не захотел уезжать. Я не могу в это поверить, я просто не верю, ты не мог, ты не мог оставить все это, ты не мог меня бросить, как ты мог потеряться один, как ты мог не захотеть уезжать? Как ты мог оставить меня, Джон, ведь в этом нет никакого смысла.

Меня они оставляют в другом городе. Уезжают, оставив меня без вещей и почти без денег. Я думаю, что они сделали с тобой то же самое, я думаю, они точно так же просто бросили меня. Эти люди, среди которых не осталось никого из наших старых друзей, постепенно заменили, развалили нашу компанию, я не знаю, сколько людей из наших точно так же осталось на улицах. Мне повезло, но я не знаю, что стало с тобой. Я искала бы тебя, если бы знала, как и где тебя искать. Но я ведь даже никогда не знала твоей фамилии. Для меня ты всегда был просто Джон, мой Джон. И даже сейчас, спустя пят лет после разлуки, я продолжаю помнить о тебе.