В такие сложные времена приходилось радоваться мелочам, потому что если не радоваться им - в мире вообще не останется ни мельчайшего клочка радости. В мире, в котором мы все теперь жили - в мире, ежечасно разлетающемся на миллиарды кусков, задевающих всех вокруг, в мире, где слово "смерть" слышат гораздо чаще, чем слово "рождение", где ты не можешь быть уверен в том, что увидишь завтра своих друзей, в том, что сам доживешь до завтрашнего утра, если доживешь до сегодняшнего вечера, это можно будет назвать счастьем - не было места нормальной радости. Поэтому приходилось искать ее в мелочах.
Я находил радость в лицах живых друзей, в словах о победах, которые, естественно, в конечном итоге приведут нас к победе. Я находил радость в родных местах и во всем том, что еще не было разрушено или извращено Пожирателями Смерти. Но прежде всего я находил радость в возвращении домой.
В этом новом мире, который никому из нас не нравился, родился наш сын. В этом мире нам нужно было сделать все, чтобы его не коснулась война. Он рос счастливым ребенком, и мы были счастливы, когда были рядом с ним. Не это ли было главной причиной того, что сам лорд матьего Волдеморт хотел убить его?
нашего с Лили ребенка
нашего Гарри
Давайте признаем: то пророчество было только поводом. Он же такой страшный, немудрено, что на нем жениться никто не хочет, а тут я, такой довольный и красивый, с красавицей-женой и умницей-сыном (между прочим, он уже начал говорить отдельный слоги, Лили говорит, что еще немного - и он заговорит по-настоящему, надо только подождать и подбадривать его, говорить с ним почаще; я ему книжки всякие читаю, он улыбается: то ли понимает, что ли голос мой слушает, черт разберет, но приятно в любом случае), он же просто-напросто завидует. Бедный несчастный безносый урод, никто его не пожалеет, никто его в лысое темечко не поцелует.
Все, ладно, я прекратил. На меня нервы так действуют, я язвить начинаю так, что лучше ко мне не приближаться, иначе есть риск получить словами в какое-нибудь больное место.
Конечно, я нервничал. Я боялся за свою семью, боялся, что не смогу их спасти. Я боялся, что Волдеморту (некоторые верят, что одно его имя приносит несчастье, мне кажется это полным бредом, негласной капитуляцией, признанием того, что он выше нас или сильнее; ни то, ни другое не является правдой; если бы на его имя было наложено заклятие или что-то в этом роде, Дамблдор бы нам сказал) удастся прорваться через оборону дома, удастся сделать запланированное. Поэтому когда нам предложили укрыть дом от всех заклятием Доверия, я незамедлительно согласился. Так же незамедлительно согласилась и Лили, и в ее глазах я видел уверенность и непрошибаемое спокойствие. Она волновалась, как и я, но при этом она была настолько спокойна... В некоторых случаях мне нужно было брать с нее пример. Во многих случаях она была лучше меня, и тогда я заражался ее спокойствием, этим тихим и уверенным "нет", этим тихим и уверенным "мы спасем своего сына".
Дом укрыли заклятием, я хотел делать Сириуса Хранителем, но он отказался. Он был прав: на него бы подумали в первую очередь, он же как-никак брат мой названный, самый близкий друг из всех. Мы сделали Хранителем тайны Питера, именно из-за того, что никто не подумал бы на него. Это было гарантией нашей безопасности - верный друг, хранящий секрет. Мы были спокойны.
В дом я всегда заходил на цыпочках, возвращаясь слишком поздно, чтобы застать бодрствующего Гарри и не желая его будить слишком громкими звуками. Детская была на втором этаже, но рисковать не хотелось все равно, равно как и получить от жены укоризненный взгляд и такой же укоризненный вздох. Что хотелось получить, так это поцелуй и крепкие объятия после изнуряющего и трудного дня. Очередное нападение на маглов, на юге Англии, отвратительное зрелище, несколько следов, ведущих в разные стороны. Никого так и не удалось поймать, хотя подозрение пало на нескольких конкретных Пожирателей Смерти - впрочем, Лили необязательно об этом знать. Я не хотел приходить домой и нервировать ее рассказами об убийствах беззащитных маглов, о том, что происходит в мире. Наш дом был оплотом спокойствия и тепла, и я не хотел рушить эту атмосферу. Приходя домой, я оставлял все страхи и бои за дверью. До беременности она работала в Св.Мунго, поэтому сама достаточно насмотрелась на жертв, такая информация ей сейчас совсем не нужна была. Все, что нам было нужно - это хотя бы ненадолго поверить, что все хорошо. Все живы.
Это было именно тем, что я мог сказать в ответ на ее "как дела?", потому что именно это было главным. Несколько парочек поженились, следуя нашему примеру и боясь, что не успеют - опасное время всех нас подгоняло, время утекало сквозь пальцы как песок. Мы были так молоды, нам надо было так много еще успеть до того, как мы умрем. Каждый думал о смерти, засыпал и просыпался с мыслями о ней.
Одна яркая вспышка - и я стою на улице, совершенно не понимая, что происходит. Я был в своем доме, получал свой законный поцелуй, и спустя мгновение все растворилось. Переместился? Переместили? Что происходит?
- Лили! - спустя секунду отвечаю я, слыша крик жены. Она где-то неподалеку, я едва различаю ее фигурку в тусклом свете фонарей и сразу же спешу к ней. На кончике ее палочки появляется огонек, и я облегченно вздыхаю, крепко обнимая ее и почти сразу отпуская, оглядываясь в поисках подсказок к тому, что только что произошло. И где мы вообще. Она озвучивает мой последний вопрос, и добавляет к нему свой, и мне остается только растерянно мотнуть головой. Я не знаю, Лили, я не знаю, я вообще не понимаю, что произошло.
- Наверное, он остался дома, - я только надеюсь на то, что мой голос звучит уверенно. Я не вижу нашего сына на этой улице, не слышу ничего, что могло бы помочь нам найти его. Я надеюсь, что он спит в своей кроватке в детской, и что с ним ничего не случится, пока мы не вернемся домой. - Нам нужно вернуться домой, нам нужно... и понять, где мы.
Она тянет меня куда-то вперед, она нервничает и дрожит, а потом ко мне приходит осознание - не от страха же, а от холода дрожит. Последний день октября, ночь, подозрительно тепло для октября, гораздо теплее, чем было совсем недавно, но все же недостаточно для того, чтобы ходить по улице в домашней одежде. Я немного тяну ее к себе, останавливая, непонимающую и растерянную, стаскиваю с себя мантию и надеваю на нее. Моя мантия слишком длинная для нее, волочится по полу, но это лучше, чем ничего, уж замерзнуть я ей точно не позволю. И вообще ничего не позволю.
Один взгляд в ее изумрудные глаза - и мы идем дальше. Я хочу сказать ей, что необязательно так шататься, можно потом попытаться понять, что произошло, а сейчас аппарировать обратно, потому что нельзя оставлять Гарри одного, особенно когда мы знаем, что за ним идет охота. Зачем еще перемещать двух взрослых волшебников из дома, как не для того, чтобы обеспечить себе свободный проход? От этих мыслей у меня ком встает в горле, я ловлю руку Лили своей и крепко сжимаю, и не успеваю ничего сказать, потому что...
боже, она права
Я оглядываюсь и не понимаю, как я не заметил раньше. Это действительно Годрикова впадина. Это действительно наша улица. Какой смысл перемещать нас на нашу же улицу? Какой вообще смысл в этой действии?
Единственное, что имеет значение - это то, что так ногами мы дойдем до дома быстрее. И мы почти бежим, не ресцепляя руки, к собственному дому, чтобы встретить его разрушенным до основания.
Руины.
Вместо нашего дома - руины. Вместо того дома, в котором я родился и рос, в котором родился и только-только начал расти Гарри. Дом моей семьи разрушен. А это значит...
мы опоздали
В животе скручивается неприятный комок, склизкий и шевелящийся, касающийся стенок желудка, разрастающийся и поглощающий меня целиком. Паника. Паника, которая вырывается торопливыми словами из уст моей жены, паника, которая захватывает нас двоих.
наш сын
Они убили его? Это единственное, что меня волнует. Не то, что мы остались без крыши над головой - это было вообще неважно. Единственным, что волновало меня сейчас - это судьба моего сына. Нашего, нашего сына, что они с ним сделали? Убили? Или забрали с собой? Мерлинова борода, я так надеялся на второе, потому что первое означало смерть и для нас обоих. Я не смог бы справиться со смертью Гарри, я просто не смог. Организовать спасательную операцию, уничтожить на пути столько Пожирателей Смерти, сколько смогу, и выдрать собственного сына из рук Волдеморта - на это я был способен. Но не сжиться с мыслью, что он мертв. Что я не успел его спасти.
Лили тянет меня куда-то в сторону, упорно, и я молча иду за ней, пытаясь переварить то, что только что увидел, пытаясь выстроить новый, изменившийся мир на руинах своего дома, но этот мир упорно не хочет строиться без ключевой в нем фигуры - фигуры Гарри. Она тянет меня вниз по улице, и мы оказываемся около какого-то памятника, которого не было еще час назад. Я окончательно перестал понимать, что происходит, мысли хаотично крутились в голове и остановились в один миг, когда я увидел, что это за памятник.
Звеняшая тишина окружила нас с Лили.
На пьедестале стояли мы сами, держа Гарри на руках.
На пьедестале были начертаны наши имена.
- Что это значит? - наконец, говорю я, когда снова обретаю способность говорить. - Это вместо Метки? Это издевательство? Что это значит?!
забрать Гарри
Она верит, что он еще жив, и это придает мне сил. Она берет роль паникера на себя, и я безмерно благодарен ей за это - я лучше утешаю, чем поддаюсь панике. И сейчас я осторожно провожу пальцами по щеке, пытаясь привлечь внимание к себе и отвлечь от всего происходящего.
- Мы найдем его, Лили, я тебе обещаю, - уверенно, все еще уверенно, потому что ей нужно слышать эту уверенность в голосе, которой у меня на самом деле нет. Я не могу потерять еще и ее.
я не могу потерять их обоих
Но ее глаза смотрели не на меня. Они смотрели на что-то за моей спиной, и совсем скоро, очень тихо, Лили сообщила мне о том, что заметила. Слежка. За нами. Я был готов убить его на месте, метнуть через всю площадь смертельное заклинание - кем еще он был, если не Пожирателем? - но слова жены вовремя остановили мою было дернувшуюся руку. Я только кивнул и обнял ее, постепенно уводя за памятник, на ходу вытаскивая из кармана мантии на ней свою палочку.
- Он может быть и из Ордена, - задумчиво, но так же тихо сказал я, пока мы неторопливо двигались по окружности неизвестно откуда взявшегося памятника с нашими лицами. - Орден большой, мы знаем не всех, возможно, Дамблдор отправил кого-то следить за поселением на случай, если появятся Пожиратели.
Это было словами успокоения, и я был бы счастлив, если бы это была правда. Я не видел того человека, о котором она говорила, и не мог узнать, из Ордена он (может, кто-то из моих знакомых; Лили не знала многих из тех, кто оказался в Ордене после того, как они с Гарри укрылись в доме) или нет, пока не встречусь с ним лицом к лицу.