Пребывание в школе Профессора Ксавье не было и вполовину таким приятным, как могло бы показаться. Даже на треть таким приятным оно не было. Но дело было совершенно не в школе, и даже не в самом Профессоре, который буквально всего себя выкладывал в это дело. Он казался таким... уверенным в собственной правоте и в мире вокруг себя, спокойным и собранным, что это отчасти передавалось всем его ученикам - и преподавателям, и тем остальным, кто занимал в Школе промежуточное положение. Потому что даже несмотря на рекламу по телевизору и общую репутацию, школа не была только школой. Это место было прибежищем для мутантов, которое давало им возможность почувствовать себя нормальными - хоть раз в жизни. Не скрываться и не прятать свои особенности.
Ладно, не мне об этом говорить, я в жизни ни от кого ничего не прятал - хотя бы потому что не было людей, способных меня заметить. Человеческие глаза не предусмотрены для того, чтобы улавливать движение на таких больших скоростях, я больше скажу, даже не все приборы для этой цели хорошо подходят. Камеры? Один пшик, заметят разве что размытую тень и успокоятся на этом.
Но не всем так повезло, как мне. Скотт не так давно заимел себе лазерное зрение, и теперь вынужден был ходить в очках с красными стеклами, снимая их только в бою или на тренировке. Точнее, это даже были не стекла, а какие-то хитромудрые вещи, которые я даже запоминать не стал. Очки они и есть очки, тем более хорошо, если позволяют ему видеть без вреда для окружающих. И помимо него были еще некоторые... многие. Те, кто был бы счастлив избавиться от своих способностей раз и навсегда, те, кому способности не дают ничего, кроме боли - возможно, даже не напрямую. Профессор верил, что это не проклятие, а дар, он учил правильному обращению с тем, что было дано каждому из мутантов, и помогал направить энергию в необходимое русло. Это завораживало, вся его работа завораживала. Я ходил на некоторые его лекции от нечего делать, к другим преподавателям тоже ходил, но именно речь Профессора Ксавье вселяла в тебя уверенность, что все будет хорошо. Может быть, не сейчас, может быть, чуть позже, но - неизбежно. Мир повернется к мутантам, и сами мутанты перестанут отворачиваться друг от друга и от своих отражений. Когда-нибудь на земле наступит мир между людьми и мутантами, да, до этого еще многое нужно пройти и пережить, но ведь даже рабство существовало столько лет, а затем его отменили.
Да, я думал об этом. Даже когда тебя лично это не касается, даже когда ты не чувствуешь давление и осуждение общества на себе, это все равно неизбежно влияет на тебя. Травля мутантов, обвинение их во всех смертных грехах - нет, конечно, Апокалипсис тоже был мутантом, но постойте-ка, он ведь провел пять тысяч лет под землей и ничего не знал о толерантности нынешнего мира, а если даже и узнал, когда выкопался, то плевать на это хотел. И хмм, кто же его остановил, не другие ли мутанты? Что смогли бы сделать обычные люди с их оружием и солдатами против четверки почти всесильных мутантов и одного древнего существа, которое было настолько сильным, что умудрилось поймать момент моего бега и зацепить меня?
До этого момента я был всесильным. До этого момента я никогда не проигрывал. Я бы сказал, что вся моя жизнь раскололась на "до" и "после", но нет, она осталась настолько же цельной. Просто мир вокруг меня неуловимо изменился. В одну секунду он стал опасным и разрушительным - и это было странным чувством, я знал, что мир далеко не так добр и спокоен, как хотелось бы многим, но он так неожиданно стал опасным лично для меня. Я не знаю, что было больнее - сломанная нога или потрясение от этого неожиданного осознания. Сейчас я не оправился ни от того, ни от другого.
Вторую неделю я отбиваю костылями полы Школы для одаренных детей и чувствую, что начинаю потихоньку сходить с ума от медлительности - своей и окружающего мира. Я никогда ничего себе не ломал и не подозревал, насколько может растянуться залечивание ноги. Регенерация у меня была довольно быстрой, но срастить кость быстро как-то не получилось. Хэнк предупредил меня, чтобы я не использовал свои способности, но я был не дурак - бегать на костылях на сверхзвуковой это слишком даже для меня. Проще немного подождать и потом бегать как раньше, - думал я, а потом попал в капкан обыденной жизни и восстановления школы после взрыва. Общался с новыми друзьями, с членами новой, возрожденной команды Людей Икс, с Мистик, которая держалась сурово и изо всех сил пыталась сделать вид, что ей совсем не приятны такая известность и почитание среди юного поколения мутантов, с Профессором и... и с собственным отцом. Обычно мы неловко сталкивались в коридорах, я смеялся и махал костылем, дескать, проходи, я подождут. Не больше.
Когда команду Людей Икс решили возродить, Профессор сразу спросил у меня, не хочу ли я поучаствовать. Я хмыкнул, многозначительно посмотрев сначала на его коляску, потом свои костыли, и согласился. Сразу же. Меня не нужно было спрашивать второй раз - впервые в жизни мне предоставилась возможность быть полезным, а не тырить шоколадки в супермаркетах и играть в pacman, и я не собирался пропускать эту возможность. Да, Профессор был прав, когда говорил, что однажды мир повернется к нам. Но до тех пор мы должны как-то защищать себя от нападок людей. И себя, и других мутантов, которые не могут защитить себя сами.
Конечно, именно это было основной причиной, а совсем не то, что идея возрождения команды была предложена Эриком Леншерром.
Конечно, сейчас я не мог участвовать с ними в тренировках, и это в определенной степени огорчало. Во-первых, потому что мне придется вливаться в относительно сработанную команду позже, во-вторых, потому что они все смотрели на меня с одинаковым сожалением в глазах. Поддерживали, да, не давали думать об этом, иногда наоборот, смеялись, пытаясь помочь. Но каждый из них ставил себя на мое место, и они все каким-то удивительным образом понимали, что я чувствую. Чего я лишен.
А чувствовал я себя так, будто мне не ногу сломали, а что-то внутри. Надломили и оставили таким, не целым, но и не сломанным окончательно, и теперь даже двинуться страшно, сместить, самостоятельно доломать это неназываемое нечто. Я не был приспособлен к жизни на такой скорости, и она отравляла меня.
Я проводил ребят до тренировочного зала, попросил у Скотта Нинтендо и похромал в свою комнату, планируя провести вечер в попытке побить рекорд Саммерса и заедать неудачи вафлями, которые мне притаскивал Курт. Я бы с удовольствием закинул костыли куда подальше, но в первое же утро здесь мне пришлось скакать на одной ноге, чтобы собрать их, потому что дотянуться до них с постели не вышло от слова совсем. Так что я просто положил их под кровать, открыл пачку Eggos и включил игрушку.
Я не знаю, сколько времени прошло, когда я услышал звук открывающейся двери. Тренировка, вроде бы, еще не должна была кончиться, какие-то другие ученики ко мне не заходили, это мог быть разве что Профессор, но его можно узнать безошибочно.
- Закрой дверь только. Не люблю открытые двери, - заявил я, не отрываясь от консольки. А потом поднял глаза и увидел Эрика Леншерра.
В моей комнате. Охренеть можно.
Он поднимает руку и замок [очевидно металлический] закрывается сам. Этот щелчок вызывает какое-то не слишком приятное чувство внизу живота, я неуверенно ерзаю, поднимаю руку, в которой все еще зажата консолька, улыбаюсь неуверенно, дескать, смотри, чем я тут занят, потому и не особо расстроен.
Странным образом отзывается еще и мысль о том, что он заметил мое состояние и, возможно, замечал его на протяжении всего того времени, что мы оба находились в Школе. Я не спрашивал его, почему он все еще здесь, мало того, что это звучало бы странно, так еще он мог услышать в этой фразе намек на то, что я не хочу его здесь видеть - и, возможно, многие. Это было неправдой. Пускай он совершал ошибки, но Апокалипсис застал его врасплох, он всех заставал врасплох, давал всесилие без выбора, давал направление отчаявшимся. Ороро признавалась мне, что хотела быть героиней. А еще, что не хотела жить в бараке и выживать, воруя на рынках. Отец... Эрик потерял всю свою семью так глупо, что представить себе ситуацию хуже было невозможно. Я не знал, какие причины были у остальных, но был уверен, что они были не лучше. Никто не винил их - ни одного из несложившихся Всадников, их приняли, им дали кров и новую цель, а главное - возможность выбора. Здесь никто никого не держал насильно. И все же они остались. И Эрик Леншерр, более известный всему миру как Магнето, остался тоже.
- Меня нервируют медленные люди, - отвечаю я и нелепо смеюсь, пожимая плечами. Здесь нормально не ответишь, изливать ему душу я не собираюсь. Хотя может быть и хотелось, может быть, я полжизни провел, думая о том, что было бы, если бы он остался с матерью, если бы мог воспитывать меня - и Лорну. Но надеждами я себя не тешу, сейчас уже слишком поздно, и начинать первый же нормальный разговор в нормальных обстоятельствах с внезапных откровений было бы очень глупо. - И я не то имел ввиду, когда просил закрыть дверь. Не хочешь, чтобы у тебя были свидетели?
Он подходит ближе, буквально подзывает к себе стул - легким, ненавязчивым движением, совершенно естественным. Это было мне знакомо, это было движение человека, привыкшего к своим силам и принявшего их - я сам был таким, и это отличало нас от большинства людей, которые находились здесь. Но вместо того, чтобы обрадоваться хотя бы единственной вещи, связывающей нас, я задаю себе вопрос - что он, собственно говоря, здесь делает?
На какой-то момент меня накрывает волной липкого страха, что Профессор рассказал ему все. Я не просил Мистик говорить всем подряд, что Магнето - мой отец, но она, похоже, решила воспользоваться этой информацией самостоятельно. Конечно, Профессор чуть ли не самым первым узнал. Он не подталкивал меня на контакт с ним, но вполне мог рассказать ему сам.
Я даже не смог бы объяснить, чего именно я боюсь. Страхов было много, все они заключались во фразе "что, если он узнает". Что, если он узнает, что его семья все еще здесь? Что, если он узнает, что у него все еще есть шанс сделать все правильно, несмотря даже на то, сколько времени прошло - никогда не будет слишком поздно. Что, если он отвернется от меня, что если не захочет даже говорить на эту тему, что, если объявит меня ошибкой или что-то в этом роде. Можно обманывать себя, что мы совершенно незнакомы и что его мнение не должно и ломаного гроша для меня стоить, но оно стоило. Все эти десять лет я изучал его и его историю, еле сдерживаясь, чтобы не попытаться найти. Сдержаться не вышло. Нашел. Увидел, как он счастлив со своей новой семьей и, вроде бы, смирился с тем, что мне в его жизни не будет места никогда. А теперь посмотрите на нас, посмотрите на двоих отчаявшихся и потерявших все людей, которые смотрят друг другу в глаза, и если бы они понимали, что могут отныне держаться друг за друга, потому что никогда - никогда - друг друга не отпустят.
Это было моей личной утопией. Я - был готов держать. Я - не отпустил бы. Я ничего не знал о том, что сделал бы в такой ситуации Магнето.
Мой отец.
Он хочет осмотреть мою ногу, в этом действии не то, чтобы есть какой-то смысл - я в этой школе не то, чтобы праздно шатаюсь, меня как-никак лечат, следят за моим состоянием, помогают по мере сил. Но если он хочет - почему нет, собственно, кто я такой, чтобы запрещать ему...
что?
Чувствовать себя нужным? Проявлять заботу? Выполнять чью-то негласную просьбу, пытаться заговорить с собственным сыном?
Меня страшит неведение, я понятия не имею, знает он или нет. В теории, Профессор в любой момент может позвать его к себе для разговора и рассказать все как на духу. В случае, если он уже этого не сделал.
Я неловко дергаю головой, отвожу взгляд и говорю "да, конечно, почему бы и нет," и пытаюсь сделать вид, что мне совершенно безразлично, что он там делает. Холодные пальцы проходятся по коже, и я ощущаю это острее, чем все обычные прикосновения, и ловлю себя на том, что внимательно наблюдаю за каждым движением его пальцем по поврежденной части. И даже не замечаю, что в другую руку ему прилетают ножницы.
- Я... - неожиданно хрипло отвечаю я и чуть откашливаюсь, когда ножницы начинают резать гипс. Чужие каракули, цветные рисунки и подписи, под которым почти не видно его настоящей белизны, крошатся в руку Эрика, и я не выдерживаю. - - Гипс, вроде, нужен для того, чтобы кость правильно срасталась? Или Хэнк сказал, что я могу обойтись и без его помощи? Если честно, я был бы очень рад, скакать на костылях мне надоело, но не так сильно, как ходить с постоянно выпрямленной ногой. Тут и в кресле нормально не сядешь, и ночью я от нее постоянно просыпаюсь.
Ладно. Он же сказал, что хочет посмотреть - пускай. Может быть, скажет что-нибудь новое из того, что не мог сказать Маккой. Может быть, сколько мне еще придется ждать, прежде чем нога полностью заживет, что-нибудь об особенностях способности или чем-то таком.
Осознание, что он знает меня захлестывает волнами, дает время, чтобы вдохнуть, но не больше. Пускай он не знает, что я его сын, но он знает, кто я, что я из себя представляю, знает мои способности и вроде бы как симпатизирует - по крайней мере, гримасы отвращения, направленной в мою сторону, я у него не замечал, этим и жил. Мне нравилась идея того, что я просто отвлеченно нравлюсь ему, вне зависимости от того, его я сын или чей-нибудь еще. Это было приятно.
Но его близость все еще пугала. До всей этой заварушки я встречался с ним только один раз, когда вытаскивал из тюрьмы, когда еще не знал, кто он - кто он мне. После - еще несколько раз, и обо всех он не знает, тогда я собирался действительно прийти к нему и однажды все сказать - но так и не собрался. А потом Польша и новая семья, здесь уже совсем не до меня было. И теперь - вот. Его пальцы на моей сломанной ноге, его забота по отношению ко мне - все это путает. И пугает.
- Мне не... - господи боже, что же ты делаешь, убери, пожалуйста, свои пальцы, дай мне думать связно, а не обрывочными мыслями, которые крутятся почему-то именно вокруг того, что ты меня касаешься, Эрик, отец, черт, пожалуйста.
Я встряхиваю головой, я не даю паузе затянуться дольше секунды и насмешливо улыбаюсь, откладываю, наконец, Нинтендо на прикроватную тумбочку, вытираю вспотевшую руку об одеяло, и пожимаю плечами.
- Честное слово, чувак, я не знаю, что он имел ввиду. Я просто гнию здесь и жду, когда она, наконец, срастется, чтобы тренироваться вместе со всеми, - почему я жду от него одобрения, почему я жду, что он что-нибудь скажет в ответ на мое участие в команде Людей Икс, я ведь прожил всю жизнь без его одобрений, и столько же прожил бы, и всю свою жизнь прожил, но нет, теперь мне смертельно необходимо услышать одобрение, понимание, доказательство того, что я сделал все правильно. Почему все так? Почему я понимаю, что мне должно быть наплевать и что он может вообще никак на это не отреагировать, но при этом так сильно жду его ответа именно на это?
- Почему ты остался? Здесь, в школе, - спустя недолгое время спрашиваю я. Я не удивлюсь, если он не ответит, не удивлюсь даже если он сам для себя не может сформулировать ответ на этот вопрос. Или не хочет. Но мне все равно интересно, что он скажет. Он ведь и сам наверняка думал об этом, проходя по коридорам мимо многочисленных учеником, среди которых не было ни одного немутанта. "Что я здесь делаю? Почему я остался?" - разве эти вопросы не звучали в его голове? Разве не звучат они время от времени в моей, даже несмотря на то, что меня окружают люди, которые приняли меня полностью - а может быть, именно из-за них?

Школа Профессора была удивительным местом что для людей, что для мутантов. Очевидно, почему она казалась удивительной для людей - эдакий аналог Хогвартса в настоящем мире, место, где нет обычных людей, место, где вместе с географией и историей тебя учат сдерживать или правильно использовать своим способности. Но для мутантов Школа тоже была чем-то намного большим, чем учебное заведение. Это было местом, где каждый мог чувствовать себя спокойно и свободно, это было местом, где каждый мог бы тебя понять - они все сталкивались с теми же проблемами, что и у тебя, они все объединены, и ты вместе с ними. Я был уверен, что каждый мутант это ощущает, даже в тот момент, когда переходит порог. Единение.
Эрик тоже это чувствовал, в этом я был уверен. Может быть, именно это претило ему, может быть, именно это было ключевой нотой в общей мелодии постоянных прощаний - Чарльзу Ксавье удалось создать место, в котором комфортно всем, и Эрика Леншерра это нервировало. Это было не то, чего он хотел, не то, к чему он стремился, и, скорее всего, именно ощущение тепла и спокойствия, которое стойко держалось в этом месте, раздражало его. В месте, которое ты покидаешь, не должно быть настолько хорошо.
Общая картина выглядела примерно так: ему было здесь некомфортно потому что он сам выбрал это. Ему удобнее было противиться Школе ради своих целей, он сам выбрал чувствовать лишним среди учеников и преподавателей, среди людей, с которыми у него так мало общего. Может быть, в этом он был прав. Но это также значило и другое: я задал ему вопрос о том, почему он остался, но не спросил, уйдет ли он. Потому что это было очевидно примерно так же, как то, что вода мокрая. Конечно же, уйдет, это же Эрик Леншерр. И даже то, что он в кои-то веки понял то, что пыталась втемяшить ему в голову Мистик, пока он был занят разрушением буквально всех зданий на планете, не меняло этого факта.
Он говорит о том, что я делаю все неправильно, и мне бы на это месте приподнять брови недоуменно, хмыкнуть что-то вроде "лечишь ты так же хорошо, как и убеждаешь?", или "ты уверен, что знаешь лучше Хэнка?", но в его голосе нет ни намека на поучение. Простая констатация факта: вот есть Питер, у него сломана нога, она долго не заживает, потому что он не соблюдает все правила. Я не знал, как реагировать на такое, это было поразительно странно, поэтому я просто промолчал, напряженно наблюдая за всем, что он делает. Может быть, он действительно был прав - в конце концов, никогда ничего не ломавший себе я понятия не имел ни о каких правилах поведения со сломанными конечностями. Нет, Маккой, конечно, говорил мне что-то, но в основном это были попытки удержать меня от применения способностей, даже для того, чтобы побыстрее двигаться на костылях.
Легким движением руки он подтаскивает к себе плед, лежавший в дальнем углу комнаты. Плед плывет по тихой комнате, издавая устрашающее шуршение, напоминая сразу обо всех детских страшилках, в первую очередь почему-то именно о самых дурацких. В черном-черном городе на черной-черной улице... Потом, правда, оказывается, что жизнь намного страшнее всех страшилок, вместе взятых, а черный цвет плох только там, где он не был предусмотрен. Да и то, не всегда.
И только темнота по-прежнему остается страшной. Лорна в детстве очень боялась оставаться в темноте, приходилось включать ей ночник и уверять в том, что если что-то случится, я прибегу так быстро, как смогу - в этом не оставалось сомнений даже у мамы, которая недовольно хмыкала в ответ на мои слова о том, чтобы она оставила ночник в покое и даже не думала выключать. Я никогда не скрывал свои способности ни от сестры, ни от матери, я даже не думал о такой возможности. Для чего? В конце концов, моя способность делает жизнь намного легче, причем не только мне, но и всем вокруг. Мне до сих пор не верилось, что кто-то живет в других условиях, что кто-то может бояться открывать свои способности другим, что из-за этого могут возникнуть проблемы - из-за чего? Из-за того, каким человек родился? Нет, ну серьезно, он же не выбирал себе до рождения, каким будет. Сидит такой ребенок в животе мамки и думает "хмм, суперскорость или телекинез? или может обычным родиться?". Это не чей-то выбор, это просто то, кем мы являемся, почему у кого-то голубые глаза, а у кого-то карие. Ни тот, ни другой не выбирал себе этого. И странно было обвинять в этом мутантов.
Но если реальность была такой, с ней приходилось мириться - и приходилось что-то делать с этим. Конечно, я, как и многие, верил словам Профессора о том, что когда-нибудь мир изменится к лучшему, и люди и мутанты будут жить в мире, но до этого мира еще нужно было как-то дожить, а чтобы выжить, приходилось защищаться.
- Защищать, - негромко говорю я. - Мы должны их защищать - ведь для этого изначально была основана команда?
Я не был сторонником революций. История ясно показывала, что во время революции люди воевали, фактически, против своих же, для несогласия там всегда было слишком много смерти, слишком много крови. То же самое можно было провести более мирным путем - постепенно внедряя новые мысли, проводя реформы. Именно это и было главной целью, а Люди Икс должны стать защитниками отверженных - но не идти войной на правительство, как этого хотел Магнето.
И все же, его радует идея возрождения команды, несмотря ни на что. Как будто это было его личной заслугой, как будто Ксавье, наконец, поддался его уговорам - но ведь это было не так. Просто мир неожиданно напомнил всем нам о том, каким он на самом деле является, и о том, что даже в современности иногда приходится защищаться, чтобы выжить. Люди Икс были необходимостью, без которой все были бы рады обойтись. Насколько лучше был бы мир, в котором даже не возникло бы мысли о том, что нужно от кого-то защищаться. Но, возможно, Профессор был прав. Возможно, такое будущее действительно не за горами.
Я слышу в его голосе одобрение, и даже знание того, что он одобряет по большей части саму идею существования команды, не освобождает меня от внутренней радости. Черт возьми, он смотрит на меня, он знает, что я включен в эту команду, и он всецело это одобряет - я в этих умозаключениях фигурирую не больше, чем одна из безликих пешек, которые можно заменить, но все же. Все же.
Если принять его фразу за истину, можно докатиться до совершенно невообразимых идей. Я не так уж многого в своей жизни желал, как правило, желания мои осуществлялись, даже не успевая облачиться в слова, и касались по большей части чего-то материального, что с таким послужным списком я мог совершить грандиозного? Впрочем, даже если повернуть идею в сторону желания найти отца, лучше не становилось. В любом из имеющихся случаев.
Фраза была непереводимая, фраза была странная, колкая, цепляющая сразу множество мыслей изнутри, для себя я решил, что он остался в школе только потому что еще не знал, куда ему отправиться дальше. Его дом был разрушен, семья - убита, но оставаться здесь он не собирался. Так забавно, учитывая, что жизнь постоянно разворачивает его на путь, который ведет сюда, и Мистик, которая говорила о семье, имела ввиду явно не меня, как мне хотелось бы, но всех знакомых Эрику мутантов, людей, которые готовы были простить ему все грехи и принять обратно. Людей, которые никогда не поворачивались спиной, людей, которых он сам раз за разом оставлял. Он снова уйдет, это очевидно, это даже вслух не стоило говорить, потому что таков уж Эрик Леншерр, постоянно уходит из мест, которые могли бы быть наиболее комфортными для него, от людей, которые всегда готовы принять его, сворачивается на самом неудобном углу земли и сворачивается в клубок, как еж. И это в лучшем случае. В худшем он пытается превратить в неудобный угол земли вообще всю землю.
Я тряхнул головой, убирая лезущие в глаза волосы, и приподнялся, поправляя подушку под собой, чтобы было удобнее сидеть. С выпрямленными ногами этот фокус получился не особенно хорошо, но валяться, глядя на отца снизу вверх, мне уже надоело, да и чувствовал я себя при этом до отвратительного болезненно, как будто не ногу сломал, а жизнь. Себе.
Спасибо, что вообще жив остался - мне иногда в кошмарах приходит тот момент, когда чужая рука забралась мне в волосы и дернула назад, открывая шею летящему вперед фиолетовому клинку. Все могло закончиться там, по крайней мере, для меня, если бы не Мистик. И если бы не отец.
Он ведь сам сказал, что предал своих друзей, свою семью, когда пошел с Апокалипсисом. Тогда казалось, что в этих словах было что-то еще, что-то вроде сожаления о том, что он их оставил, но на самом деле нет. Эрик Леншерр всегда шел своим, особенным путем, даже не задумываясь о том, что можно идти вместе со всеми, не оставляя никого позади.
Но если бы Апокалипсис не был настолько жестоким, если бы он проявил больше лояльности к мутантам, пусть и тем, кто пытался его остановить - пришел бы он тогда на помощь?
Об этом, наверное, не стоило задумываться никогда. Или, по крайней мере, не в ближайшую вечность.
О чем мне еще противопоказано думать - это о прикосновениях. Они сбивают с толку, мешают мысли в единый спутанный клубок, разобрать который не представляется возможным. Он проводит пальцами вдоль ноги, медленно разминает успевшие застояться мысли, и я ловлю себя на том, что не просто не отвечаю ему - не дышу уже полминуты. Это странно. Это так поразительно странно, что не думать ни о чем другом просто не получается, пониженная чувствительность в этом деле совсем не помогает, как будто ее и не было никогда, как будто не я с самого детства щеголял царапинами и синяками по всему телу, которые заживали в течение максимум пары дней - потому что бьешься и не замечаешь этого совершенно. Дело было даже не в самих прикосновениях, а в том, кто это делал. Эрик Леншерр был для меня не просто мутантом, даже не просто всемирно известным мутантов благодаря своим косякам. Он был человеком, с которым я мечтал встретиться задолго до того, как узнал, кто он такой. Он был тем, с кем я надеялся хотя бы поговорить, хотя бы раз в своей жизни - и вот он здесь. Сидит на моей постели и пытается помочь, раз уж Чарльз сказал, только вот представление о помощи у него катастрофически странное. Но я абсолютно готов с этим мириться.
- Они в порядке, - наконец, говорю я, умоляя о том, чтобы он не начал расспрашивать. Та вымученная фраза, которую я бросил в него сквозь магнитное поле, стоя вместе с Мистик и буквально чувствуя, как уходит время, отведенное нам для спасения Профессора, была до невероятия глупой. Я должен был сказать ему еще тогда, но я не смог - горло перехватило спазмом, страх сковал внутренности. Сказать Магнето, что я его сын? Да вы серьезно, что ли? Сейчас, в пылу битвы за Землю с каким-то только выкопавшемся ископаемым, которое строит из себя невесть что? Нет, не время.
Когда наступит это время, я еще не решил.
Я ерзаю, пытаясь при этом вообще никак не двигать ногами и не мешать, пытаясь хотя бы немного успокоиться, потому что замороженные внутренности - это такое себе ощущение, да и вообще, они хороши только в холодильнике и отдельно от тела, желательно, свиного или еще какого. Из ливера потом колбасу делают, которую я терпеть не могу, она даже на запах мерзкая, пожалуйста, успокойся.
- А ты как думал, - хмыкаю я, завороженно наблюдая за тем, что он делает. - И ведь казалось бы, какая-то нога несчастная,
а я тут уже две недели круговертю, чтобы добраться до тренировочного зала, уходит двадцать три минуты на костылях - я засекал. За долю секунды может произойти так много, а тут минуты. Двадцать три!
Двадцать три минуты - урок успевает кончиться, ученики высыпаются на коридоры из открытых дверей кабинетов как конфеты из кармана, яркие и шумные, приходится лавировать между ними, здороваться и улыбаться, пытаться удержаться на костылях и отказываться от помощи - я что, несамостоятельный такой, куда мне нужно не доберусь? Двадцать три минуты разделяют расстояние, которое я преодолел бы за мгновение, которое никто из людей не смог бы поймать. Этого слишком много. Это слишком медленно.
Слишком медленно двигаются его пальцы по разгоряченной коже, мышцы устало и благодарно ноют, дополняя и без того нестройный хор внутренностей и неожиданно распухшей головы. Я прикрываю глаза, откидываясь на подушку сильнее, и позволяю себе просто насладиться моментом - дрейфуя на скомканных, неоформленных мыслях, теряясь в них. Потом я, может быть, исколю себе все пальцы, пытаясь понять, что откуда идет, но пока у меня нет совершенно никакого желания разбираться ни в чем.
Из дремы меня вытаскивает голос Эрика и ощущение веса на своих коленях - я открываю глаза и вижу его неожиданно ближе, тяжело сглатываю и понимаю, что многое бы отдал, только бы сейчас его обнять - вот прямо сейчас, на моей кровати, с этой дурацкой сломанной ногой и его попыткой позаботиться о совершенно чужом человеке. Я думаю о том, как многое мы пропустили, как все могло бы сложиться иначе, останься он. Тогда я бы стал совсем другим, но для этого было необходимо, чтобы совсем другим был он. Изначально. Потому что он всегда уходит из тех мест, где ему было комфортно.
- Она не могла добраться до тебя самостоятельно, - говорю я и уже в процессе понимаю, что он не слишком-то мне верит. Нет, конечно, добраться она бы смогла, но это заняло бы слишком много времени, раз ты вообразил себя птицей парящей - я сэкономил нам много времени. - Так что я просто немного помог ей. Не мог оставаться в стороне во всем этом... - я махнул рукой, пытаясь оформить в слова все то, что видел тогда: кровь, боль, разрушения. И страх, который съедал изнутри, я, кажется, так до сих пор и не осознал в полной мере, что тогда разговор шел обо всей Земле разом, слишком странно было мыслить такими объемами. - Безумии.
Что заставило меня вообще отправиться туда? Почему именно я, из всех мутантов с семьями, которые беспокоились за них, именно я оказался на месте, и именно я теперь был в команде Людей Икс. Я ведь всего лишь отправился искать отца - даже не то, чтобы отца, изначально я собирался предупредить Профессора о том, что произошло, о том, что в этом замешан его лучший друг - и не успел, все завертелось, и я больше не мог остановиться. Ураган событий подхватил меня и понес за собой, не давая передышки, не давая времени остановиться и подумать, что я здесь, собственно, делаю, что я скажу отцу, когда мы с Мистик доберемся. Для меня вообще стало неожиданностью его обращение, я не был уверен, помнит ли он меня вообще, в конце концов, столько времени прошло. Да и что я мог ему сказать, когда Мистик так уверенно говорила про семью? Что я тоже - его семья? Да какая к черту семья, когда мне уже двадцать три, а мой отец по-прежнему не знает о том, что у него есть сын.

Мне вообще не следовало думать об этом, не следовало вспоминать. За всю мою относительно спокойную жизнь не происходило практически ничего  - жизнь была скучной и полной попыток хоть как-то ее развеселить. Пока Лорна изо всех сил строила из себя примерную дочь (лет эдак до 14), я только и делал что шатался по округе (во всему миру, если быть совсем уж честным), клептоманил и коллекционировал различные вещи, чтобы пасхалочками раскидывать их по самым разным местам земного шара. Даже подумывал кинуть клич в интернет и посмотреть, как быстро люди из разных точек Земли их соберут, но как-то руки не дошли. Хотя идея интересная.
Ну да, хорошо, когда ко мне в дом ворвались Профессор, Хэнк и еще какой-то парень с просьбой вытащить их друга из Пентагона, это порвало мне весь шаблон. Конечно, я согласился, я тогда был готов на все, лишь бы на стенку не лезть от скуки, поедая печенье и шоколад тоннами для восполнения энергии, которая тратилась впустую на пробежки туда-сюда, это может со стороны казалось, что у меня был какой-то выбор, но когда к тебе приходят три подозрительных мужика с не менее подозрительной просьбой, а тебе только девятнадцать и внутри кипит желание сделать хоть что-нибудь, ты особо не раздумываешь. Я и не раздумывал.
Это только потом я узнал, что человек, которого я вытащил, на самом деле был моим отцом - такое себе событие, если бы я узнал раньше... Собственно, вряд ли что-нибудь изменилось бы. Я не мог сейчас сказать, сообщил бы я ему тогда или нет, я бы, конечно, мог отбрехаться, что времени не было, но мне всегда было как-то фиолетово на время, захотел бы - сказал бы. Если бы все было так же просто сейчас, и я не смотрел на Эрика со сложным выражением лица, пока он пытается понять, зачем Профессор послал его сюда, к какому-то левому парню, который пострадал от Апокалипсиса. Ну да, пострадал, но сам Ксавье пострадал куда сильнее, у него вон, голова лысая и кошмары по ночам снятся. Он думает, что никто не знает, да я бы и не знал об этом, если бы не попытки спастись от своих. Хорошо, что он мысли мои читать не может - слишком быстрые для него. Иначе было бы как-то неловко.
Неловко - то, что Эрик наклоняется еще, его руки оказываются на моих бедрах и... да. Неловко. Очень, очень, черт возьми, неловкая ситуация и неловкое положение, и у меня уже голова кружится от всего этого, я был бы очень признателен, если бы он перестал делать все... все то, что делает, и отправился восвояси, дав мне возможность хотя бы выдохнуть. Но с другой стороны я понимаю, что этот разговор, скорее всего, будет последним перед каким-то долгим периодом, который, несомненно, наступит. В любом случае. Эрик отправится по своим делам, я останусь здесь и буду спасать мир/мутантов (нужное подчеркнуть). Чем займется он? Скорее всего, тем же, чем и раньше - попытками поставить мутантов во главу угла. Я не разделял его идей и сомневался, что смогу их когда-нибудь понять, но если уж ему так хочется, если уж он так активно верит в идею превосходства мутантов - и если уж никому не удается его переубедить. Какого черта. Пускай делает то, что считает должным.
Я немного отклоняюсь назад, пытаясь хотя бы немного увеличить расстояние между нами, но получается плохо - за спиной только подушка и стенка, сквозь нее я, в отличие от некоторых учеников этой школы, проваливаться не умею. Из-за невозможности ускориться мир вокруг и так кажется медленным, но сейчас время само как будто замирает, оставляя меня барахтаться во всем этом, как мухе в кленовом сиропе. Еще немного - и я стану мушкой в янтаре, застрявшей в вечности и неспособной двигаться - мысли у меня сейчас тягучие и медленные, кажется, что даже Профессор смог бы сейчас их прочесть.
Но нет. Лучше не нужно, потому что я и сам стараюсь их прогонять как можно быстрее, не то, чтобы не читая, не касаясь, не разворачивая из яркой обертки, потому что я точно знаю, что там написано, и я не хочу принимать в этом никакого участия хотя бы потому что это неправильно и это вообще не то, чего я на самом деле хочу. Происходящее сводит меня с ума, все эти две недели костылей и длиннейших минут поворачивают голову набекрень. Только и всего.
Но я умею обращаться со своими способностями - она подчиняется мне полностью, и я слабо понимаю, каково это - не быть способным на такое. Я ускоряюсь только когда сам этого хочу, ни больше, ни меньше, Эрик об этом прекрасно знает, значит он имеет ввиду что-то другое. Но что? Я ведь действительно не мог сейчас бегать, разве что свистнуть из-под носа у Скотта чашку, которая на столе стоит, но не больше. Я не идиот, чтобы на сверхскорости на костылях скакать - еще свалюсь где-нибудь и доломаю себе только начавшую срастаться ногу. Как только она заживет окончательно, я вернусь в колею. Ходить обычным шагом для слабаков, когда ты можешь за пару секунд обогнуть весь земной шар, зачем тратить двадцать три минуты на то, чтобы добраться до места, которое находится так близко от тебя. Я по-прежнему не понимал, что он пытается мне сказать, хотя изо всех сил старался вникнуть. К чему он вообще ведет? Что значит, сила в применении? Я ускорялся тогда, когда мне это было нужно и тогда, когда я сам этого хотел, я не мог представить себя без этой способности - точнее, не мог до того момента, пока мне ногу не сломали. Профессор был прав, говоря, что наши способности - это часть нас самих. В какой-то степени, они отображение нас, ну или наоборот, они влияют на нас определенным образом, это уж кому как больше нравится думать. Я был самой скоростью и никогда не гнушался этого - зачем мне ходить обычным шагом, когда я знаю, как много от этого теряю? Почему-то он не жаловался, когда я вытаскивал его из тюрьмы.
Запоздало я вспомнил, что тогда он тоже не мог пользоваться своей способностью. Запертый в месте без металла, он был абсолютно беспомощен - собственно говоря, это было довольно логично, поскольку он был преступником, и никто не собирался давать ему сбежать. Но все же. Сейчас я мог понять его отчаяние - конечно, в довольно слабой степени, но все же. Ты не чувствуешь себя собой, находясь в отрыве от своих способностей, ты чувствуешь себя намного более больным, чем если бы ты просто заболел. Это неизменно влияет на тебя изнутри, подтачивает и сводит с ума. Меня так точно, у меня голова от медлительности разрывалась.
- Не так уж много, - усмехнулся я в ответ на вопрос о взрыве. Взрыв происходит в какую-то несчастную долю секунды, и пока она шла, я успел вытащить буквально всех, включая собаку и пиццу - последняя, правда, оказалась во мне раньше, чем я покинул разваливающееся здание, но это ведь не имеет особо значения. Правда, было бы хорошо, если бы я подоспел немногим раньше, и Скотту бы не пришлось сейчас оплакивать брата. Такое бывает. С этим ничего не поделаешь, я не всегда успеваю вовремя.
Я говорю себе, что не знал об этом, что все случилось так, как случилось, но нет же, меня же хлебом не корми, дай себя повинить. И Скотт, и остальные, и даже Профессор говорят, что в этом моей вины нет, откуда было знать - кому угодно - что этот взрыв вообще произойдет, чудо вообще, что я пришел туда именно в этот момент, а не позже, не когда на месте школы были уже развалины, и спасать было бы просто некого. Я понимаю, я все это прекрасно понимаю, но моя альтернативная логика не исключает этим чувство вины. Если бы я пришел немного раньше, все было бы по-другому.
Он наклоняется еще ближе, не давая ни единого шанса на побег, говорит что-то - у меня гул в ушах, я почти не слышу того, что он говорит, и сердце совершенно не на месте, когда Эрик Леншерр убирает волосы с моего лба и стучит по нему пальцами. Так, эй, стоп, какого хрена? И откуда он знает про кексы?..
Нет, я там тоже особо не скрывался, смысла никакого не было, но тем не менее. Если бы он это кому-то другому сказал, образ великого Магнето был бы разрушен в секунду, но то я, я видел его и знаю, каким он может быть - и сердце действительно разрывает мыслью о том, что он мой отец, что он мог бы действительно быть моим отцом, даже несмотря на то, что воспитывать и поучать меня уже слишком поздно. Я посмеиваюсь и качаю головой, ну подумаешь, кексы какие-то, в этом ведь нет ничего страшного. Другое дело, что при нем я использовал свою способность в других случаях, в других обстоятельствах. Ладно, с Апокалипсисом это было несколько опрометчиво,
как он сумел поймать меня? каким образом это вообще оказалось возможно?
но это было единственный раз, я был на эмоциях, вообще все были на эмоциях, Мистик он вообще чуть не задушил. Упрекать меня в том, что я нерационально использую свои способности - вообще упрекать человека, который тебя из тюрьмы благодаря этим способностям вытащил, вообще немного глупо. Очень, если честно. Или...
Стоп. Скорее всего, он просто не помнит меня - еще бы, столько времени прошло, столько событий. Подумаешь, какой-то парнишка помог выбраться, подумаешь, без него ты бы до сих пор гнил в этой тюрьме, ну ничего страшного, ну бывает. Действительно. В этом нет ничьей вины, это для меня было переломным моментом - во многих смыслах, но не для Магнето.
- Я никогда ничего себе не ломал, - говорю я, стоит ему отклониться. - Я отлично знаю, как работают мои способности, знаешь, я вообще-то с ними всю жизнь живу. И даже если мне захочется сбегать к какому-то водопаду, проблем с этим у меня не возникнет ровно никаких, это вообще случайность, что все так получилось. Если ты не помнишь, мы боролись против хмыря, которому тысяч пять лет было, и который поднаторел в усилении способностей. Даже у тебя не получилось противостоять ему в одиночку, нет ничего удивительного в том, что он умудрился меня поймать.
И мне бы сейчас остановиться, но я делаю глубокий вдох и смотрю ему в глаза - я по-прежнему не понимаю, было это подначиванием или упреком, или еще чем-то, но ничто не дает ему права так говорить о моих способностях - даже то, что он мой отец. Он не знает, каково мне сейчас, потому что любые способности можно как-то соединить в один кластер, как чтение мыслей, например, или управление чем-то, на этом празднике классификаций я стоял отдельно, потому что никто никогда не смог бы понять, что значит жить по другому времени. Дело было даже не в том, могу я бегать или нет, и даже не в кексах или чем-то в этом роде. Мой мозг действительно работал слишком быстро, именно поэтому Ксавье не мог читать мои мысли, и жить в нормальном времени, двигаться на нормальной скорости было мучением для меня. Это наводило не просто скуку, а смертельную тоску, которая, в свою очередь, медленно превращалась в депрессию. Хорошо, что через пару дней это уже кончится, я сомневался, смогу ли вытерпеть еще хотя бы неделю в таком темпе.

Да, конечно, я не так уж и сильно пострадал - сломанная нога это вам не раны, несовместимые с жизнью, не обезображенное лицо или что-то в этом роде. Всего лишь сломанная кость, которая через некоторое время срастется, тем более что с моими способностями к регенерации времени для сращивания нужно намного меньше, чем обычным людям и даже многим мутантам. Пускай все это время я изображаю из себя страдальца, которому трудно - и действительно являюсь этим страдальцем, потому что приноровиться к обычному течению жизни для меня практически невозможно, я слишком быстро обрабатываю информацию, запоминаю или отсекаю. Но даже все это можно было бы легко пережить, особенно с такой поддержкой, как у меня, если бы не то, что дело было не только в этом. Весь мир переменился вокруг меня, остался тем же, но для меня, для моего понимания он изменился навсегда.
Понимание того, что ты смертен, всегда живет вместе с человеком, но проблема не в том, что он смертен - мы все когда-нибудь умрем, против этого сложно что-то сказать - а в том, что он всегда внезапно смертен. Ты никогда не задумаешься о смерти, пока это не произойдет рядом с тобой или именно с тобой. Я никогда не думал о том, что мне может угрожать опасность - любого рода - пока мою голову не собрались отрезать.
Конечно, я смирюсь с этим, у меня просто выхода нет, но пока эта мысль заполоняет практически все уголки сознания, истошно вопит "ты можешь умереть в любой момент!" и "когда-нибудь тебя снова поймают, снова заметят" - это было самое страшное. Обнаружить, что твое неуязвимое состояние не такое уж и неуязвимое, было страшно, пугающе просто до паники, и даже осознание того, что да, по логике так было абсолютно всегда, не помогает. И если я был уязвимым даже на скорости, то насколько же легкую мишень я представлял собой сейчас, будучи даже медленнее остальных? Да, конечно, в Школе мне ничего не грозит, но еще хотя бы один взрыв - и я погибну, и не только я, а все вокруг, потому что у меня не будет возможности спасти хоть кого-нибудь, даже самому спастись мне не удастся.
Невозможность ускориться сводит с ума. Буквально.
Эрик говорит снисходительно, почти насмешливо, это злит еще больше - конечно, я думаю, что он меня осуждает, а что еще он делает? К чему тогда было все это? Я действительно хорошо управляюсь со своими способностями, господи, я даже не знаю, каково это, когда способности тебе не подчиняются - потому что у меня всегда все было одинаково, я всегда регулировал свою скорость и становился быстрее только по собственному желанию. Вкупе с тем, что я еще и думаю быстро, вероятность споткнуться или впечататься в что-то на скорости практически равна нулю, не нужно говорить мне быть осторожнее, потому что я всегда осторожен. Да, история с Апокалипсисом была исключением из правила, и конечно, впредь я буду думать перед тем, как кинуться на доисторического хмыря с кулаками в одиночку. Первое правило команды: не пытаться все сделать в одиночку, ну или что-то в этом роде. Я не помню. У меня никогда не было возможности работать в команде.
- Ну, - неловко хмыкаю я. - Тогда я был еще младше, чем сейчас.
Он называет меня ребенком, и от этого и неловко, и смешно. Я никогда не хотел взрослеть, если взрослость подразумевает под собой скучные костюмы и скучные разговоры во имя мира, войны или пива после работы - нет уж, увольте, я останусь при своих блестящих куртках, в наушниках и вафлями подмышкой. Мне не нужно это мнимое взросление, я готов хоть навеки остаться ребенком, и пускай от Питера Пэна меня отличает только куда меньший эгоцентризм, фамилия и другая способность, я бы с радостью поделился этим со всеми желающими. Что может быть лучше царства вечных детей, беззаботных и не обремененных тяжелыми мыслями.
Конечно, я не так уж сильно изменился после тех событий - ну что такого было в моей жизни, помимо знакомства с Гамбитом и сталкерством по всему миру собственного отца. Не так уж и много. Конечно, я был веселее - я же не знал, что вытаскиваю собственного отца из стеклянной тюрьмы. Это уже потом подъехало и осознание, и понимание, и желание, и прочее прочее. Но тогда жизнь казалась намного проще, а предложение ограбить Пентагон - самым заманчивым в жизни. Особенно в такой жизни, в которой есть потенциал, а происходящего - ноль.
Зато в жизни Эрика происходящего, кажется, всегда было куда больше, чем он был способен принять. Этому парню вообще не позавидуешь, биография его изобилует смертями и всякими странными моментами, чаще всего вообще случайными, которые предугадать было практически невозможно. Сказать, что я жалел его, было бы не совсем правильно. Да, все это было, конечно, грустно, но чтобы жалеть... Нет, до этого уровня я еще не дошел. К тому же, у меня было собственное понимание всей сложившейся ситуации - я был уверен, что стоит ему остаться на месте (именно на том месте, которое он занимал прямо сейчас), и возможность новых бед сократится как минимум втрое. Я не знал, как оно работает, но меня пугал этот периодичный побег от людей, которые искренне любили его и готовы были принять обратно. Какой-то частью среди этих людей был и я, да, возможно, мне хотелось бы быть в этом списке целиком, но это вряд ли что-то изменило бы. Я по его глазам вижу, что он давно все решил и даже не рассматривал возможность остаться в Школе хотя бы на правах постоянного гостя. Он не этого хотел, а чего - ну, тут вам все свидетели улетевшего стадиона скажут.
Он говорит, а я совершенно не знаю, что сказать ему в ответ. У меня нет ни подготовленных слов для такой ситуации, ни какой-нибудь самой завалящей шутки - но мне интересно, на какой стороне он сейчас? На какие стороны вообще разделен наш мир для него? Потому что у нас с ним они абсолютно точно не совпадут.
Да, моя семья точно в порядке - Лорна, конечно, понятия не имеет, где именно я нахожусь, мать давно махнула рукой на все мои действия - еще с того момента как привыкла, что я граблю магазины ради печенюх. И единственный, кого никогда не было рядом со мной, но рядом с которым оказался я, когда оказался нужен, сидел сейчас передо мной с бесконечно усталым выражением  лица, потерявший семью, собирающийся в очередной раз оставить своих друзей - интересно, он сам замечает это? Его словно волной прибивает к ним каждый раз, и каждый раз он упрямо плывет обратно сквозь шторм на своей тоненькой досточке. И ведь уплывает до поры до времени, пока обратно не прибьет. Моя семья в его лице в очередной раз собирается кинуть себя в какое-то пекло, чтобы потом вернуться к началу. Не слишком-то умно для того, кто меня сейчас называл ребенком - но так неприятно, что я ничего не могу сделать. Даже немного больно.
Я твой сын.
Три слова, от которых ничего не зависит. Три слова, которые я хочу произнести и которых боюсь, и которых наверняка не захотел бы слышать он. Слова, бесконечно важные для меня, а для него... Да черт знает, как для него. Он все равно уйдет.
Я вздрагиваю от щелчка двери - я и забыл, что он ее закрывал. Да, может быть, дело действительно было во мне, может быть, именно благодаря мне он понял, что Апокалипсис был неправ - по всем пунктам, или для него только по некоторым, я не знал и не хотел знать - но, в конце концов, все это упирается только в одно. Он снова уйдет, и никто не знает, вернется ли он. Сможет ли вернуться, убьют ли его в каком-то очередном противостоянии и сколько народу поляжет во имя его идеологии. Мне наплевать на все, я просто не хочу, чтобы он уходил. Я не хочу, чтобы он бросал меня, я же только его нашел, я же ради него вообще сюда пришел, и в команду вступил тоже ради него, и если бы не он, не Мистик, как я говорил в самолете, а именно он, я бы так и остался в том подвале, воровал бы печенье и играл до бесконечности, пока не повесился бы со скуки. Все это из-за него и ради него, а он опять собрался уходить, как и всегда, неужели я действительно на что-то надеялся? Я знал, что так и будет, в какой-то степени я даже ждал его, чтобы избежать этой неловкости столкновения в коридорах, необязательных разговоров, которые так или иначе случались, и слов, которые жгли горло и которым было не время и не место? Всегда не время и не место.
"Ты не прав, - мог бы сказать я. - Я не могу гордиться тем, что от меня не зависело. Я же не выбирал себе эту способность,
не выбирал быть мутантом, это твои гены сделали меня таким, потому что моя мать - обычный человек."
Но мне не хотелось спорить, по крайней мере, не сейчас. К тому же, как минимум в одном был прав. Мы воплощаем наши способности. Они могут быть направлены на разрушение или созидание, на помощь или вредительство - это выбор каждого. И не имеющаяся способность это определяет, а человек, которому она принадлежит.
Я, видимо, молчу слишком долго, раздумывая над его словами и над тем, что работа в команде кажется действительно интересным делом, которое вполне может открыть какие-то дополнительные возможности как способностей, так и в принципе взаимодействия с остальными, потому что он собирается уходить. Я хватаю его за руку, даже не подумав, в попытке не дать ему уйти, потому что это - то, чего я хочу меньше всего, и прямо сейчас, и вообще. Я не готов его отпускать, я только что обрел его, несмотря на то, что он до сих пор не знает. Знаю я, и мне этого пока достаточно.
- Спасибо, - говорю я, заглядывая ему в глаза. - Ну, знаешь, за ногу. И за объяснение. И за поддержку. Это для меня, ну,
важно. Через пару дней я встану на обе ноги, вольюсь в команду и узнаю все на собственной шкуре.
Этого слишком мало, чтобы объяснить все, что я думаю и чувствую, но я чувствую себя эмоционально вымотанным этим разговором. Говорить с Эриком тяжело, особенно когда у тебя в голове крутится сразу три миллиарда мыслей относительно него, и главная, неоновым светом освещающая остальные - я понятия не имею, когда увижу его снова. Я говорю "Удачи, чувак" перед тем, как дверь закроется, и падаю обратно на подушки, зарываюсь в них лицом. Я не хочу думать о том, что я, возможно, не увижу его больше никогда. Что он может погибнуть или, не знаю, еще что-нибудь. Мне не нравятся такие плохие концы. Я ведь должен сказать ему - хотя бы когда-нибудь. Мы оба должны дожить до этого времени.

Жингрей, 19 годиков. Феникс, мутант и член команды Людей-Х, уничтожительница богов, разрушительница воздушных замков, воинствующий пацифист, интеллигент, гуманист и строитель года по версии Скотта Саммерса.

Словосочетание, отлично описывающее Джин – внимательный наблюдатель. За годы детства, проведенные в статусе социального изгоя, она привыкла быть одиночкой и развлекать себя не только чтением умных книжек, но и умением думать, наблюдать, анализировать, делать выводы и говорить «ясно». Одно из наиболее сильно развитых в ней качеств – предугадывание событий будущего. И это даже не один из ее скрытых талантов – просто Джин из тех людей, кто учится не только на своих, но и на чужих ошибках. Она привыкла запоминать и анализировать происходящие вокруг нее вещи, обдумывать дальнейшие варианты развития событий. Потому можно назвать ее хорошим советчиком и человеком, думающим на два шага вперед. Грей всегда старается принимать наиболее безопасные и выгодные для себя и команды решения, никогда не спешит в важных вопросах, и вообще весьма рассудительна и логична, когда дело касается аспектов жизни, где требуется хотя бы малая доля ответственности. Не любит объяснять людям свои логические цепочки и подкреплять выводы доказательствами – она далеко не всегда может правильно изложить причинно-следственные связи, которые привыкла воспринимать буквально на интуитивном уровне. Потому любит людей, которые согласны просто верить ее выводам и не трясти с вопросами «почему?», еще больше любит людей, которые на вопрос «почему» могут ответить самостоятельно. Искренне любит получение новых знаний, но терпеть не может зубрежку – все, что ей необходимо запомнить, запоминает ассоциативно. Как правило, такие ассоциации откладываются у нее в голове на долгие годы. Девушка интуитивно ориентируется в вопросах полезного и бесполезного: за секунды в уме может прикинуть, какой из вариантов окажется самым выгодным. Также стоит добавить, что Джин аккуратно относится к деньгам и прочим ресурсам, умеет делать запасы, отзывчивая и в меру щедрая, но практикует принцип «если умеешь что-то делать, не делай этого бесплатно» - умеет договариваться о вполне выгодной для себя взаимопомощи.
К своей персоне Джин привыкла проявлять не меньше ответственности и внимания, чем к самым важным делам. Для нее очень важно хорошо выглядеть и следить за собой, заботиться о своем жилом пространстве и сохранять в нем привычный для себя комфорт. В делах тоже беспорядка не приемлет – она до педантизма дотошна и скрупулёзна, любит дисциплину и устраивать для Скотта с Питером квест «убери свои носки, чудовище».
Джин очень чувствительна к эмоциональным проявлениям окружающих, привыкла вовлекаться в чужую проблему, не умеет не сочувствовать. Она тяжело переносит любые бурные эмоции – как положительные, так и отрицательные. Особенно отрицательные, особенно направленные в ее сторону. Несмотря на полную психологическую стабильность и титаническую сдержанность, Джин порой использует иронию и сарказм в качестве своеобразной защиты от окружающего мира. Грей – ярко выраженный интроверт, и ее тяга к общению напрямую зависит от ее настроения: если день не задался, вы вполне можете получить ударную дозу черного юмора, если побеспокоите ее. В основном, ситуации с плохим настроением старается переживать самостоятельно и не навязываться окружающим. И это вовсе не значит, что окружающим нужно кидаться предлагать свою моральную поддержку самостоятельно: напротив, в плохом настроении девушка не нуждается в утешении, и лучшим выходом будет просто оставить ее наедине со своими мыслями. Зато в хорошем настроении периодически Джин может становиться «слишком много», что может испугать знакомых, неподготовленных к таким проявлениям ее эмоций. Но не стоит думать, что она либо хандрит, либо распугивает окружающих: она вполне умеет быть вежливой, вести себя воспитанно и интеллигентно – спасибо маменьке с отцом за должное воспитание. Более того, девушка обладает дипломатическими чертами: стремится к улаживанию конфликтов и нахождению компромиссов, не сторонница применения грубой силы, да с ее способностями это и не нужно. Джин – яркая представительница воинствующих пацифистов: она не только верит в идею всеобщего мира, но и готова за него бороться. Не потерпит в своем присутствии любых форм ущемления, как морального, так и физического. Грей не выносит давления, прямой агрессии, настойчивости окружающих, но не ломается под гнетом, а противится такому всеми силами. Рычаги давления с помощью отрицательных эмоций с ней работать не будут. Не любит чужие прикосновения, о чем не стесняется оповестить любого, кто вторгается в ее зону комфорта. Это касается даже друзей и родственников; готова подпустить к себе только кота или человека, в которого серьезно влюблена.

mary elizabeth winstead
LUNA MAXIMOFF (SPIKE), MARVEL
Луна Максимофф (Спайк), Марвел

Гибрид от мамочки-нелюдя и папки-мутанта, изменённая туманом Терригена; 18 лет; родилась на спутнике другой Земли; может видеть эмоции как цвета (и влиять на них, но это не точно); волосы ярче и живее, чем твоя жизнь.

В общем, знаете, неполная семья - это херовый выигрыш в лотерею, даже если вся эта Санта-Барбара окрашена в ЛСД сверхъестественных способностей, межвидовых разборок и спасений мироздания, и вообще ты родилась на грёбаной Луне, хотя американского флага и твёрдого отпечатка ноги Армстронга, признаться, не припомнишь.
Но вот кстати о способностях: как вам такое - разочаровать родителей, едва появившись на свет? Вот Луна своего папку точно разочаровала: он-то надеялся, что от порочной связи... любви, простите, любви, конечно же, мутанта и нелюдя родится что-нибудь эдакое да интересненькое, а родился обычный такой морщинистый орущий комок, елозящий в его руках, и никаких тебе суперсил. По всему выходило, что плюс на плюс дал здоровенный минус, и Пьетро с Кристал стали родителями обыкновенного серого человечка. Ни мышонок, ни лягушка, хомо сапиенс ординарус. Blast.
Сперва Пьетро, душа в себе досаду, хотел надышать дочурку туманом Терригена, однако его от этой затеи удачно отговорили, подарив этим малышке счастливое детство. Ненадолго, правда. Ровно до тех пор, пока Ртути не приспичело восстановить собственные силы, и он уговорил Луну отправиться с ним на Землю, где подверг воздействию тумана и себя, и её.
Поскольку на той Земле время течёт не так стремительно, как на этой, и события, занимающие здесь считанные месяцы, там могут тянуться десятилетиями, весь потенцил сил Луны ещё далеко не раскрыт до сих пор - а в детстве и вовсе долгое время оставался туманен, что ваш Альбион. Ясно было одно: человеческой девочкой ей вырасти уже не светило. А, и ещё кое-что: отношениям Кристал и Пьетро после такого финта ушами от папки года пришёл закономерный алес капут.
Кристал горевала недолго и вскоре вернулась к своей прежней большой любви, Джонни Шторму. Что до нашей Луны...
Всю свою недолгую жизнь Луна никогда нигде не чувствовала себя полностью своей.
Она тянулась к отцу, но у того вечно находились неотложные геройские дела, и он убегал быстрее света не только от недругов, но и родительских обязанностей.
Её официальным домом считался штаб Фантастической Четвёрки, но... Какая тут причастность, если вот она, идеальная семья из рекламы кукурузных хлопьев: непримиримо красивая Кристал с копной огненных волос, широкоплечий, похожий на квотербэка, Джонни Шторм и их златокудрый, заливисто хохочущий малыш, Рэймонд. Куда же тут вписаться с годами всё более ершистой, будто состоящей из иголок и острых углов, Луне?
(Помните фильм "Леон", помните фото счастливой семьи, где сбоку под рамку, криво вырезанный, вставлен силуэт мрачной девочки-подростка? В отличие от главной героини, Луна никогда не испытывала на самом-то деле недостатка в любви, но сила гормонального максимализма велика, и потому так часто ей тоже хотелось, в обнимку с фикусом, уйти жить к наёмному убийце.)
К шестнадцати проблемным годам Луна отрастила себе опасную сассность и розовые волосы, которыми умела эффектно шевелить и вполне себе правдоподобно косплеить дикообраза, на которого и так походила характером. И никнейм себе завела в ту же степь, как ей казалось - дико крутой. Спайк. Уххх! Маму, правда, никак не удавалось убедить в том, что именно так её теперь зовут, Спайк и точка, а вовсе не Луна, ну маааам. (Я взрослая, я могу в пиво!)
По всем канонам wanna-be-bad-so-badly, вкус на парней у новоявленной Спайк оказался под стать. Так, она выбрала отдать своё бунтующее сердечко милому парнише по имени Оззи, а он бац! - и оказался Чародеем, злейшим врагом Фантастической Четвёрки, которому всего-то было надо - не любви и понимания, а адрес штаба неприятелей.
Что к чему, Луна смекнула поздновато, но потом раскаилась в выборе кавалера, конечно же, и сделала всё, чтобы помочь взрослым победить негодяя. Ибо нехрен использовать романс для грязных целей, asshole.
Она предчувствовала знатную головомойку, но, как ни странно, вышло обратное: ей не только всё простили и отпустили - её даже временно взяли на должность матери в состав Четвёрки, пока та лечила растянутую ногу. Да, Спайк была хоть и отважной, но той ещё школотой, а потому не так чтобы равноценной заменой, но ведь не это главное! Главное - что она впервые почувствовала себя по-настоящему принятой, по-настоящему частью большой семьи, а что играет пока на подхвате - так ей всего шестнадцать, у неё всё ещё впереди.
И, о, она даже не представляет, насколько это правда...

joe keery

SCOTT SUMMERS
Скотт Саммерс, Marvel Comics

Вид: мутант.
Подвид: клевый мутант.
Возраст: 19 лет.
Деятельность: член команды Людей Икс.
Способности: лазерный взгляд, искрометный юмор, острый интеллект.

Тяжело, на самом деле, быть младшим ребенком, когда твой старший брат – гордость семьи по всем параметрам. Ну точнее, был до того момента, как в армии начал стрелять лазерами из сосков, попал в плен, потом – в команду каких-то отпетых бандитов в желтом спандексе, а потом и вовсе пропал с радаров.
Скотт старается справиться с ролью единственного выжившего в семье ребенка, не смотрит матушке в глаза и послушно ходит в школу. Не видит смысла, конечно, потому что из них Алекс был тем, кто чего-то должен был в жизни добиться, а если у него не получилось, то у Скотта и подавно. Поэтому он сидит на задних партах, терпит издевательства со стороны идиотов-одноклассников и периодически затирает свое имя на стенах в туалете. Скотт не глупый, Скотт хороший стратег, и это отлично проявляется в кампаниях D&D, но у Скотта нет друзей, только лишь фотография брата на стене и отчетливое ощущение упущенной возможности.
Алекс внезапно воскресает, но отказывается говорить, где пропадал последние несколько лет, лишь только улыбается, кладя руку ему на плечо, и очень странно просит никогда ничего от него не скрывать. Скотт слегка недоволен, потому что хэй, братишка, кто бы говорил о тайнах, но ладно, ты мой единственный друг, поэтому вот все мои тайны – запас жвачек под столом, четыреста баксов в заначке и это, кажется, я слегка не только по девушкам. Алекс понимает, Алекс принимает, Алекс направляет, и Скотту немного легче, и странное ощущение внутри слегка уменьшается.
Наступает выпускной год, он сносит полшколы соринкой в глазу, и все становится на свои места. Алекс все объясняет, помогает и смотрит так гордо, словно он сам в голову брату залил ебаный лазер. Скотт не в восторге от новой способности, но брат говорит, что он совсем не фрик, он в порядке, он не один, и приводит его в специальную школу, где ему, говорит, помогут.
Все после этого происходит так быстро и так странно, но ему нравится: он встречает Джин, Хэнка, профессора Ксавьера, Курта, теряет Алекса, пытается пережить смерть единственного близкого ему за всю жизнь человека, слегка спасает мир, знакомится с Ороро, и среди всего этого знакомится с Питером – и на этом имени у него в голове появляется лампочка, потому что Питер, тот мудак, которого он поначалу слегка ненавидел, потому что ты спас всех, кроме Алекса, какого хуя ты смотришь на меня с таким сочувствием, это мне тебя жаль, тебе с этим жить, но позже просто не мог не полюбить – разрисовывал гипс яркими фломастерами, стащенными у Джин из пенала, таскал его по аркадам, метал дротики в его фотографию, когда он посмел замутить с Джин. Да, Скотт сам виноват, слишком долго ждал, слишком долго пытался допереть, что сердечко бьется в красно-розовой эмоджи каждый раз, как видит Грей, и упустил свой шанс, где скоростной Питер добежал до сердца Джин. Скотт молчит, дуется, пытается не злиться, и даже почти смиряется, но не приходится – Питер и Джин расстаются, он решает переждать пару месяцев, чтобы не казаться совсем мудаком, и пока они с Питером устраивают свои собственные приключения, за которые профессор Ксавьер по голове бы не погладил, и он невероятно благодарен за то, что дает ему школа, но он не может не задаваться вопросами, поэтому каждый раз, как они с профессором находятся рядом, Скотт усиленно думает о спаривании лошадей, анекдотах про жопу и Хэнке без рубашки.

- Хэнк! Что тут происходит?
- Профессор?
- Не называйте меня так.
- Вы его знаете?
- Да, он мне как будто немного знаком… Да слезь ты нафиг с люстры, Хэнк!
- Вы ходите?
- А вы наблюдательны.
- Я думал…
- Поэтому непонятно, как вы не заметили знака на воротах. Это частная собственность, мой друг. Я попрошу его попросить вас уйти.
- Знаете, боюсь, я не могу этого сделать. Потому что меня к вам прислали.
…фляжка оттягивала карман. Это несколько успокаивало. Да, Чарльз убедил себя в том, что он верит этому Логану. Да, Чарльз убедил себя в том, что этот парень действительно из будущего, и все его слова - не очередная галлюцинация. Да, Чарльз смог в очередной раз наступить себе на горло, но… Всегда было приятно иметь запасной план. Даже если этот запасной план заключался в двухстах миллилитрах дерьмового рома, уже через пару глотков превращающего окружающий мир в ебаную бесконечную карусель. Да и в конце концов, что в глобальном смысле Чарльз терял? Ничего. Все, что можно было просрать, он уже просрал
По-настоящему к фляжке хотелось приложиться уже сейчас. И если бы Чарльз не сидел за рулем, он бы, наверное, не выдержал.
- Но ты не знаешь Эрика. Он настоящий монстр. Убийца. Ты думаешь, что сможешь убедить Рейвен извиниться? Вернуться домой? Это здорово. Но с чего ты взял, что сможешь изменить его?
- Ты и Эрик сами прислали меня сюда.
«Ты и Эрик». Ха! Вот во что Чарльз не верил, так это в то, что они когда-либо смогут хоть что-то делать вместе. Эрик! Все пошло в чертям в тот момент, когда в его жизни появился Эрик. Без него было лучше. Без него у Чарльза была работа, любимая сестра, девушка и будущее, в котором он мог быть счастлив. Без него Чарльз спокойно спал по ночам. Без него Чарльз… ходил. Эрик испортил все, что только возможно было испортить. Поставил под удар мутантов как вид, из-за чего Чарльз был вынужден отказаться от Мойры. Забрал с собой Рейвен. Отобрал у Чарльза возможность ходить… И разбил ему сердце. Нет, не разбил даже – выдрал и забрал с собой, не оставляя ни малейшего шанса избавиться от боли.
«Чудовище». Только чудовище могло так поступить с живым человеком… У Чарльза не было друзей – до того, как появился Эрик. Не было человека, с которым бы было комфортно в любой ситуации – до того, как появился Эрик. Не было бесконечно долгих шахматных партий по вечерам и утренних пробежек. До того, как появился Эрик, Чарльзу не было знакомо чувство того, что твою спину прикрывают. Он не знал, что это такое – когда не только ты понимаешь кого-то без слов, но и когда тебя самого понимают. Эрик. Эрик, Эрик, Эрик… Чарльз был абсолютно счастлив. Чарльз был абсолютно уверен в том, что вместе они построят мир, где равноправие будет не пустым звуком. Это была их общая мечта. И Чарльз это точно знал, потому что был у него в голове. Видел. Чувствовал. Разделил. Эрик заставил Чарльза раскрыться и использовать свои силы не только для того, чтобы клеить девушек в барах. Он подарил Чарльзу настоящую жизнь.
… и уничтожил его. Сначала убил веру в способность прощать и поступать по справедливости - а Чарльз точно не заслужил всего того, что чувствовал Шоу в момент смерти. Потом убил их общую мечту, обратив ракеты против людей – Чарльз впервые поднял руку на дорогого ему человека, нарушив тем самым данную самому себе в детстве клятву. Потом Эрик уничтожил самого Чарльза. Не этой, мать ее пулей. А тем, что ушел. Просто ушел, услышав «нет» в ответ на свое «должен быть на моей стороне». Не попытался поговорить. Не попытался переубедить. Не попытался… понять. Как оказалось, самое ценное в жизни Чарльза стоило очень дешево.
«Ублюдок».
Чарльз снова стал ходить – но так и не смог после того падения встать на ноги. Хэнк пытался, действительно пытался – и Чарльз тоже старался, но… Хэнк не был Эриком. И это не могли исправить никакие препараты.
Пальцы крепче сжали руль, нога сама вдавила педаль газа в пол. Машина дернулась, вильнула, подпрыгнула на очередном ухабе. Хэнк нервно вцепился в ремень безопасности, кинул обеспокоенный взгляд – Чарльз только ухмыльнулся. Ему было абсолютно плевать на то, что будет в следующую секунду. Даже если он вмажется со всей дури в столб. Эти двое все равно выживут, ну а он… Он до сих пор хранил под подушкой тот пистолет, из которого Эрик предложил ему выстрелить во время тренировки. Правда Чарльз до сих пор еще не определился, для кого – для себя или для Эрика. Но это тоже успокаивало – чуть хуже, чем алкоголь и не совсем законные курительные смеси. Но лучше, чем ничего.
- Вот здесь. Здесь.
- Где?
- Останови здесь. Тормози.
- Хорошо! Хорошо, не расходись.
- В следующий раз я поведу. Привыкай.
«Да пошел ты!».
Натягивать на лицо улыбку получалось откровенно хреново. Все эти намеки на будущее уже успели задолбать Чарльза по самое некуда. Может быть, там в будущем, они с Логаном и были друзьями – какими друзьями, спрашивается? Чарльз не произносил это слово уже лет десять. Может быть, там в будущем Чарльз и научился делиться своими переживаниями. Но разве не это самое будущее они хотели сейчас уничтожить? И с чьей помощью? С помощью Магнето, которого должен был помочь вытащить из тюрьмы малолетний раздолбай?
Хреновые перспективы, что уж тут скажешь… Тем не менее Чарльз старательно изобразил улыбку в ответ на слова открывшей дверь женщины (хреновые тут, наверное, копы, если она спутала) и нехотя потащился в дом следом за Логаном и Хэнком.

До Нью-Йорка я мог добежать где-то за десять секунд, учитывая, что напрямую бегать обычно сложнее - всякие дома и остальные дурацкие конструкции этому делу мешают. Конечно, в столице Соединенных Штатов, неподалеку от которой находился мой дом, можно было поживиться всяким - от телевизоров и приставок к оным до шоколада с разнообразием вкусов, но Нью-Йорк мне нравился куда больше. Было что-то завораживающее в высоте его зданий, в бесконечных толпах и ярко-желтых такси. Там я не выделялся вообще ничем, и это было и смешно и странно. Парень с серыми волосами и в блестящей серебристой куртке в пригороде Вашингтона обычно приковывает взгляд, в Нью-Йорке же я превращался в сплошное серое пятно, не слишком-то интересное для глаз туристов, которые уже видели довольно многое в мире.
Ну, зато там было весело. Все время происходили какие-то интересные события, моя бы воля - и я жил бы в этом чертовом городе небоскребов. Другое дело, что именно переехать меня бы не отпустила мама - да и ладно, кому я лапшу на уши вешаю, если бы мне сильно захотелось, я бы собрал свои вещи и свалил, она бы и глазом моргнуть не успела. Другое дело, что я не хотел. Мне было удобно и комфортно жить в доме, в котором я родился и провел всю жизнь, и помимо этого, здесь была Лорна.
Моя мелкая младшая сестра, маленькая принцесса, обожающая смотреть мультики чуть ли не сутками. Любимым ее мультфильмом была Русалочка, в которой я чувствовал родственную душу - та тоже собирала всякий хлам и радовалась ему. Правда, потом... Ну, я надеялся, что Лорне никогда не придет в голову, что какой-то мужик будет стоить ее страданий. Ни один человек в мире не стоит ни единой ее слезы - а если вдруг кто-то ее и обидит, я ему голову оторву.
В этом и была самая главная причина того, что я возвращался домой раз за разом. Я не доверял матери и совершенно не хотел оставлять с ней Лорну. Может быть, кормить и собирать в школу она через раз бы вспоминала, но все остальное - нет, они обе без меня точно бы долго не протянули. Потому и приходилось сидеть в этом унылом городишке, маяться бездельем, играть с самим собой в настольный теннис и катать Лорну на каруселях - потому что единственный мужчина в семье, пускай и самый быстрый в мире мутант по совместительству.
Смешнее всего было, когда мать была дома - вот как сейчас. Она не заглядывала в подвал, если в этом не было необходимости, а я всегда возвращался достаточно быстро для того, чтобы никто не замечал моего отсутствия. Сейчас я возвращался домой с десятком коробок Twix и заметил целую делегацию, идущую к моему дому. Вкус в одежде у этих парней отсутствовал вообще, один выглядел так, как будто понятия не имел, что такое ножницы. И у всех троих на лицах выражение непоколебимой суровости.
Вряд ли они были копами.
Посомневавшись немного, я оставил коробки в подвале и ринулся обыскивать их машину. Договор аренды нашелся сразу же в бардачке - машина им не принадлежит, взята на время и вообще в другом штате. Какого черта они тут делают? Что привело их сюда?
Я почему-то ни на секунды не сомневался, что они прикатили именно ко мне. Не к Магде же, в самом деле, ее связи хоть и многочисленны, настолько далеко обычно не простираются. Но и у меня ведь так же - ладно, не совсем так же, но в той стороне, откуда приехала эта троица, у меня вообще знакомых нет. Документы не выглядели как поддельные, да и особого смысла им подделывать такую бумажку я не видел - чай не мне ее собирались показывать. Ладно. На месте разберемся.
Я вернулся обратно в подвал. Мать наверху запускала их в дом - еще бы она не запустила, она же думает, что это опять полиция по мою душу пришла - глупые люди, думают, что меня можно запугать тюрьмой или еще чем-то, но у них нет и не может быть никаких доказательств. То расплывчатое пятно на камере может быть чем угодно, включая неисправность этой самой камеры - я-то тут при чем?
Я метким движением отправляю шарик почти через весь стол над невысокой сеткой, и тут же перебегаю на противоположную сторону стола для того, чтобы отбить его. На лестнице слышен звук шагов, а я по-прежнему не знаю, что это за люди и зачем они пришли ко мне. Но несколько основных моментов все же надо прояснить.
- Что вы хотите? Я ничего не делал. Я никуда не выходил, - я возвращаюсь на диван и с насмешливой улыбкой смотрю на пришельцев. Шокированы все, аж дернулись от неожиданности. Все, кроме самого сурового, но у него, кажется, задолго до этого момента мышцы лица атрофировались. Я почему-то был уверен, что они не нотации мне пришли читать - но тогда что?
Тот, который самый суровый, называет меня по имени, и это в какой-то степени напрягает - обычно я знаю о людях все, а они обо мне не особо, теперь же ситуация перевернулась с ног на голову, и я чувствовал себя не слишком-то уютно. Он мне еще советует расслабиться и говорит, что они не копы - и я только хмыкаю в ответ. Они серьезно думали, что я как Магда, выберу самое простое объяснение?
- Я знаю, вы приехали на машине, взятой в аренду. Я проверил ваши документы на машину. Пока вы шли к дому, я взглянул на договор аренды, увидел, что вы не здешние. Вы из ФБР?
Решение - простое и легкое, гражданская одежда, арендованная машина, другой штат. Другое дело, что понадобилось бы от меня ФБР - но в любом случае, даю голову на отсечение, это было бы чертовски интересно. Мне немного лень ждать их ответа, они какие-то слишком тугодумы, поэтому я просто забираю из куртки у волосатого, который кажется в этой компашке главным, бумажник, и внимательно рассматриваю вложенные туда бумажки. Одна из них - визитка с именем, вероятно, этого вихрастого.
- Нет, вы не копы. Школа одаренных подростков?
Что вообще за одаренные подростки? Те, кто недостаточно нагрешил, чтобы попасть в детскую колонию? Это становится все подозрительнее и подозрительнее - что им нужно от меня? Я в жизни ничего плохого не сделал, никогда не преступал закон, всегда жил по совести. Да парня поблагопристойнее меня еще поискать нужно.

…Чарльзу здесь не нравилось. Маленький подвал, низкий потолок. Плакаты на стенах, кучи какого-то хлама, которым место на помойке. Старая мебель, которой место в комиссионке для малоимущих, накрытая долбанными пылесборниками, по ошибке называющимися покрывалами. Окна, затянутые модными в этом году ролл-шторами, каким-то чудом пропускающие свет. Пинг-понг? Серьезно?… И нет, это нисколько не напоминало Чарльзу его собственную комнату. Нисколько.
Разве что тем, что и там, и тут требовалась бригада уборщиков и хорошее проветривание.
- Что вы хотите? Я ничего не делал. Я никуда не выходил.
- Расслабься, Питер, мы не копы.
«Питер, значит?»
Питер. Футболка PinkFloyd- ну ладно, хотя бы музыкальный вкус у этого парня был. Кеды с покрытыми гарью подошвами. В остальном… «Господи, Логан, и эта вот малолетка – наше спасение?». На вскидку парню было не больше шестнадцати.
- Я знаю, вы приехали на машине, взятой в аренду.
- Интересно, как ты это понял?
- Я проверил ваши документы на машину. Пока вы шли к дому, я взглянул на договор аренды, увидел, что вы не здешние. Вы из ФБР?
«ФБР»? А вот с мозгами этому Питеру, походу, не повезло. Только поехавший кукушкой мог принять их троих за агентов ФБР. Если они и напоминали агентов спецслужб, то явно тех, которых уже через неделю вышвыривают с работы за несоответствие.
Мимо уха опять просвистело, поток воздуха ударил в спину. Чарльз покачнулся, но на ногах устоял, хотя от мельтешения этого мутанта его так и тянуло явить миру свой завтрак. Или вчерашний ужин. Или когда там он ел в последний раз?
- Нет, вы не копы. Школа одаренных подростков?
- Это… старая карточка.- Чарльз поспешно запихал в карман джинс визитку. Откуда она вообще здесь взялась? Он ведь старательно уничтожал все то, что напоминало о прошлой жизни.
- Он обалденный!
- Он придурок.
На какое-то мгновение у Чарльза зачесались кулаки. Хотелось стереть с лица Хэнка это восторженно-умиленное выражение. Это всегда было прерогативой самого Ксавьера – восхищаться любой мутацией так, словно перед ним – самое прекрасное, что только мог создать этот мир. Это всегда было его слабостью – представлять, каких успехов в будущем может достигнуть то или иное юное дарование. Это всегда было его любимой ошибкой – видеть то, что хотелось видеть. А не то, что было на самом деле.
На самом деле перед ними был типичный молодой мутант, растрачивающий свои способности на всякую хрень. Судя по стеллажам, забитым коробками с печеньем и батончиками и нагромождениям техники по углам, этот конкретный тратил свои силы на то, чтобы тащить в дом все, что плохо лежит. Чарльз даже пожалел его мать. Интересно, сколько ей приходилось пахать, чтобы отмазывать своего отпрыска от копов? А тем временем парень явно считал, что все в порядке. Что никто не узнает. Что никто не поверит. Что он в безопасности.
Энджел. Азазель. Эмма. Янош. Взрослые, сильные, опытные мутанты, прекрасно знающие пределы своих способностей. Мутанты, отлично представляющие, куда способна завести людей ксенофобия. Люди, скрывавшиеся годами не потому, что боялись, а потому что понимали – мир не готов раскрыть им объятия. Потому что понимали, что на каждого сильного, опытного и изворотливого найдется еще более сильный и умный. И где они теперь?
«Парень, ты рискуешь не дожить до тридцати».
Несколько лет назад Чарльз предложил бы свою помощь и попытался бы уговорить парня прийти в школу. Сейчас… Сейчас он промолчал. Как и когда умирать – личное дело каждого. Это больше не его крест и не его проблемы.
- Так кто вы? Что вам надо?
- Твоя помощь, Питер.
- В чем?
- Надо забраться в охраняемое место и вывести оттуда кое-кого.
- Побег. За это сажают.
«Чья бы корова мычала»
- Если только тебя поймают.
- Зачем это мне?
«Да хватит уже кота за яйца тянуть!»
- Ты, клептоман, должен будешь забраться в Пентагон.
О, этот взгляд! «И хочется, и колется, да, Питер?». Чарльз с трудом удержался от того, чтобы не закатить глаза. Инстинкт самосохранения у мальчишки проснулся как всегда не вовремя. Впрочем, оно и неудивительно. Какой вор не мечтает проникнуть в Пентагон? И какой не отбитый на голову человек не решит, что его хотят подставить? Но у Чарльза не было ни сил, ни желания уламывать этого малолетнего преступника. Логан привел их сюда – вот пусть и «демонстрирует» то, что им можно верить.
Еще до того, как Логан показал свои когти, Чарльз уже знал, что Питер согласится. Может быть, он уже не был телепатом. Может быть, он уже спивался и подсел на сыворотку и травку, но мозг у него все еще кое-как работал. И знание психологии он еще просрал окончательно, хотя очень и очень старался. Питер бы согласился в любом случае. Потому что это Пентагон. Потому что он подросток. Потому что он зависим от адреналина. Потому что это могло быть самое большое приключение в его жизни.
- Я поговорю с его матерью. - Чарльз вновь нацепил на лицо очки и поспешно вышел из подвала.
Ему просто не хотелось видеть Питера. Слишком сильно этот парень напоминал ему о том, что он потерял.
...Женщина ни слова против не сказала, когда Чарльз заявил о том, что они хотя забрать Питера с собой. Только устало вздохнула и спросила, в какое отделение ее сына увозят на этот раз и можно ли будет выпустить его под залог. Чарльз мысленно обматерил Питера - разве можно доводить свою собственную мать до такого состояния? Неужели он не понимал, сколько приносит ей проблем? Если бы мать Чарльза была жива, он бы... Впрочем, неважно. Чарльзу пришлось вновь себе напомнить о том, что все это его не касается и касаться не должно. Поэтому он просто пояснил, что полиции - было проще подтвердить ее предположение, нежели опровергнуть - нужна помощь Питера. Как свидетеля, да. Конечно, как свидетеля.
На всякий случай Чарльз оставил ей свой телефон. Кажется, она даже не отразила, в какой из карманов убрала бумажку - видимо, проблемы в этой семье были серьезнее, чем показалось на первый взгляд.
Чарльз наивно надеялся, что при своей-то скорости Питер сам добежит до особняка. Но нет, этот мелкий засранец предпочел расположиться вместе с Чарльзом на заднем сиденье. За пару часов дороги Питер умудрился не достать только Логана. И то потому, что тот был знаком с ним в будущем и наверняка уже успел выработать иммунитет. Чарльз же с каждой секундой все больше и больше мечтал о том, чтобы выкинуть Питера из машины. Или хотя бы заклеить ему рот, потому бесчисленного количества вопросов и замечаний у него уже взрывалась голова. Столько вопросов он не получал за последние лет пять вместе взятых.
"А вы мутанты?", "а какие вы мутанты?", "а покажи?", "а почему не покажешь?", "а если у тебя нет способностей, то что ты делаешь с этими двумя?", "а хочешь дам телефон своего парикмахера?", "а кого мы вытаскиваем из Пентагона?", " а зачем?", "а я о нем слышал, он правда такой, как о нем говорят?"... Чарльз в основном отмалчивался, и отдуваться приходилось Хэнку. Впрочем, Хэнку это даже нравилось, и... Чарльз понимал, что это из-за него. С тех пор, как он подсел на сыворотку и алкоголь, их общение с Маккоем заключалось в паре слов, сказанных во время очередного укола. Иногда Чарльз напивался и его тянуло поговорить, но он не помнил, что именно говорил. И что ему отвечали. А это, как ни крути, сложно было назвать общением. Да, Чарльзу было стыдно. Стыдно за то, что из-за него Хэнк оказался фактически заперт в особняке. За то, что Хэнку приходилось видеть и слышать. За то, что ему приходилось в одиночку тащить на себе все то, что раньше тащил Чарльз и... И терпеть самого Чарльза, от которого уже мало что осталось.
Стоило только машине остановиться возле дверей особняка, как Чарльз пулей выскочил наружу.
- Хэнк, мне нужна доза. Вы двое, - Ксавьер повернулся к Логану и Питеру, - Ждите в гостиной. А ты, клептоман, только посмей что-нибудь спереть! Руки вырву.
...Когда Чарльз вернулся в гостиную, Питер и Логан смирно сидели на диване (Питер наверняка уже успел перерыть весь особняк, причем ни один раз) и слушали Хэнка, который что-то им рассказывал. Судя по обрывкам фраз - про Эрика, про самого Чарльза, про школу. Чарльз против воли поморщился.
- Хэнк, да нахрен им это знать. Лучше помоги с этим.
Чарльз скинул на стол ворох свернутых в трубки чертежей, присоседил к ним бутылку с бренди, ополовиненный стакан с оным и пепельницу. Ради исключения сейчас он закурил обычную сигарету.
- Итак, Пентагон. Для тех, кто еще не слышал, - Чарльз мрачно посмотрел на Питера, все еще сомневаясь, могут ли они положиться на этого мальчишку. - Тюрьма сделана из комнаты, построенной во время второй мировой. Металла там нет. Цемент и песок. Все дополнительные конструкции, которые мы разработали вместе с инженерами после ареста Эрика, полностью сделаны из особо прочного пластика. Стекло бронебойное и пуленепробиваемое. Все провода, лампы и прочая хрень экранированы таким образом, что он не сможет ими воспользоваться. Я хорошо постарался над тем, чтобы он никогда не вышел самостоятельно. Но раз уж у нас тут целая банда... Какие идеи?
Чарльз в два глотка допил то, что было в стакане, налил себе еще и облокотился бедром о стол.

Пентагон.
Это было моей мечтой задолго до того, как мужик, которого вроде бы звали Чарльз, произнес это вслух. Пентагон - самое защищенное место во всей Америке, если не в мире, место, куда уж точно не заберешься просто так. Я никогда не задумывался о подобных вещах, к чему мне это, что такого интересного или невероятно важного могло скрываться в Пентагоне, что могло бы заинтересовать меня. Но иногда мечта сама плывет тебе в руки - по крайней мере, сейчас мне казалось именно так. Как иначе это объяснить, я не знал. Мне не было важно, зачем им это и кого они собираются доставать, я уже был готов, хоть сейчас, бежать и взламывать все, оставляя за собой только хаос и парочку (десятков? сотен?) повязанных охранников, которые бы даже не поняли, что произошло. Но голос разума - такая штука, которая включается неожиданно и в самые непонятные моменты.
- С чего я должен вам верить?
Я ведь так и не узнал, кто они - ни документы, ни бумажники мне ничего не дали, никакой информации, вдруг они действительно из ФБР или еще откуда-то, вдруг решили меня проверить, действительно ли я имею отношение к тем размазанным фотографиям, правда ли что я бегаю быстрее, чем люди успевают губами начать шевелить, чтобы сказать какое-нибудь слово. Я не мог так просто им сдаться, мне нужно было доказательство, подкрепление, куда уж без этого. И я не представлял, что может им стать, пока они сами не решили.
Это мы такие же, как и ты совсем не подготовило меня к тому, что я увидел. То ли когти, то ли черт знает что еще, вылезающие из руки - это, конечно, ужасно мерзко. С какой-то стороны, круто, наверное, ты типа всегда защищен и очень клево дерешься, но вот сам факт прорывания кожи меня немного нервировал. Это, наверное, больно? Ну или как минимум не очень приятно. Мне, конечно, ужасно повезло со способностью - бегай себе, пока не устанешь и поесть не захочешь, и занимайся всякой хренью, такая мутация куда легче и полезнее, чем то, что есть у... Логана, кажется? Да. Ладно. После такого показательного выступления мне ничего не остается, кроме как пожать плечами и сказать "ладно". Пентагон так Пентагон. Ничего страшного, мы с моими друзьями-мутантами всех спасем и все сможем. И двери, как и охранники нам, видимо, не помеха.
Конечно, прямо на место действия сразу же мы не поехали - глупо было бы думать, что так и будет, конечно, очень глупо, нам же нужен был... план, там же была куча камер и охранных систем, с одной только скоростью такое не провернешь - и ладно бы мне надо было какой-нибудь предмет достать, с людьми всегда сложнее, людей тошнит от высоких скоростей, людей трудно таскать вверх-вниз, и ними все время какие-то проблемы. Не то, чтобы я часто таскал людей на скорости через пространство, но ту пару раз, что были, мне не понравилось от слова совсем. С вещами действительно просто: взял и понес, можно даже на себя нацепить, не надо заботиться об удобстве, приколах физиологии типа боли в глазах или кружащейся голове и так далее и тому подобное. Но что есть то есть.
Ехать было невероятно скучно: машина ехала медленно, мужики были унылыми - все, кроме Хэнка, впрочем, этот парень оказался приятным собеседником, да и вообще в принципе довольно приятным. У Логана, кажется, на полном серьезе нервы на лице атрофировались, а Чарльз хотел меня убить - у него на лице это читалось такими огромными буквами. Не то, чтобы мне было не наплевать - хотя, это скорее, веселило. Он весь такой суровый серьезный, и я - сама жизнерадостность, само дружелюбие, прямо встреча Спанчбоба и Сквидварда. Это было забавно. Из незабавного была музыка, то, что Чарльз запрещал открывать окно, то, что машина ехала со скоростью, которую я вряд ли бы выбрал даже для пешей прогулки, а следовательно, поездка вышла очень длинной. Очень. Слишком, на мой вкус, я успел устать, проголодаться и впасть в полное отчаяние - поэтому едва машина остановилась, я выбрался из нее через раздраженного до крайности Чарльза и отправился опустошать кухню.
Масштабы домика, конечно, поражали. Эдакий загородный дворец для королей далекого далекого. Они тут втроем живут или это вообще ничейный дом? Хотя для ничейного дома кухня была на удивление прибрана, и там даже имелась еда - пачку открытых чипсов я сжевал сразу же и мысленно извинился перед Хэнком на случай, если это были его чипсы. Потом вернулся обратно - как раз к тому моменту, когда Чарльз начал вылезать из машины.
Господи он что, и правда наркоман? Я же пошутил? Я с выражением брезгливого недоумения повернулся к Логану, но тот только плечами пожал. "Спереть", как же, за собой бы лучше следил, наркоманы же как раз этим и грешат - тащат все из дом ради новой дозы и денег не считают, просаживают все на наркоту. Господи, во что я ввязался? Они все трое такие или как? На что им вообще сдался Пентагон, лучше бы свою жизнь вытащили?
Мне почему-то казалось, что наркотики на всех мутантов как-то не так влияют, но, видимо, дело было как раз в моем ускоренном обмене веществ. Для того, чтобы действительно что-то почувствовать, мне нужно было даже выпить очень много, не говоря уже о наркоте. Со мной в этом плане разориться можно, лучше даже и не пытаться, в конце концов, иметь трезвый ум в любой ситуации тоже неплохо. Наверное. Нет, конечно, я ни капли не страдал от того, что не могу напиться как нормальные люди, как вообще можно было об этом подумать!
Впрочем, ни Хэнк, ни Логан впечатления наркоманов не оставляли, только Чарльз. Поэтому когда мы чинно зашли в гостиную и я перестал ворчать о чьих-то оторванных руках, мне пришло в голову задать единственный вопрос, который меня взволновал.
- Слушай, а что вы вообще с ним делаете? Он же мало того, что наркоман, так еще и агрессивный какой-то.
Хэнк вернулся где-то к середине спутанного и сбивчивого монолога Логана (из которого исходило, что он прилетел к нам из мрачного и трагического будущего, а Чарльз там вполне себе ничего, впрочем как и тот чувак, которого мы собирались вытаскивать. И этот чувак, видимо, был лучшим другом Чарльза примерно всегда и почти до самой смерти (или около того). Впрочем, у Хэнка эту галиматью получилось уложить намного лучше - из его повествования выходило, что Эрик ничего такой человек, только с немного кривыми взглядами на мир, Чарльз потерял все и нашел себя в травке, а он, Хэнк, за ним присматривает. Я уже собирался высказать здравую мысль, что Хэнку бы бросить всей этой херней заниматься и начать свою жизнь, но в комнату зашел наркоман, и нить разговора как-то резко потерялась.
Выпить содержимое бутылки было бы хорошо. Меня бы хотя бы немного взяло, не сильно, правда, но кому нужен опьяневший мутант. Зато было бы забавно, а какое выражение лица было бы у Чарльза... Так, стоп. Он же кажется именно этого от меня и ждет - прокола, возможности сказать "иди нахер, парень, мы сами справимся", потому что я, если честно, не видел особых причин брать туда именно меня. Нет, я быстрый, конечно, но не настолько, чтобы суметь вытащить человека из... это что, все находится под землей?
- Там типа лифты или еще что-то? Хотя даже если лестницы, достаточно быстро с этим я не управлюсь. Мне нужно выиграть время для того, чтобы добраться до этого парня, обратно будет уже легче, особенно если я вытащу его туда, где будет металл и где он сможет сопротивляться.
Цемент и песок - это, конечно, забавно, но мне до них нет никакого дела. Стекло разбить - раз плюнуть, я уже пробовал и не раз. Самая большая проблема во времени. Переносить его часто значит обеспечить ему головную боль недели на две, значит надо как можно меньше задействовать эту необходимость. Можно перетащить его через охранников...
- Если вот этот круг, - я провожу пальцами по кругу, который означает саму камеру. - Из стекла, для меня в этом нет проблем, я могу его разбить, пуленепробиваемое оно или нет, мне плевать. Самое главное - чтобы меня не засекли до того момента,
когда я его вытащу, и тогда все будет окей.
Насколько окей все будет, я, конечно, не знаю, но предчувствие у меня хорошее. Конечно, это может быть просто азарт перед воровством такого уровня, но кто знает. Я не вижу причин, по которым все может закончиться плохо - тем более что в этой не слишком-то гениальной команде есть я, которому любые преграды по плечу.

Место укола жутко чесалось и зудело, что тоже не добавляло Чарльзу хорошего настроения. Закатанные рукава рубашки не скрывали вздувшихся вен и темных точек от игл, окруженных синяками разной степени "свежести".  Если бы настоящий наркоман увидел "дорожки", украшающие  руки Чарльза, он бы удавился от зависти - создавалось ощущение, будто Ксавьер кололся раз по пять в день. Ложное ощущение - сыворотку он принимал дважды в сутки, просто убитый алкоголем и депрессией организм восстанавливался катастрофически медленно.
Хэнк отвел глаза, Логан недовольно выдохнул, и, проигнорировав схему, перехватил руку Чарльза, задирая рукав еще выше.
- Ты уверен, что это необходимо именно сейчас?
- Абсолютно. Не хватало еще рухнуть посредине операции.
- Но твои способности могли бы помочь. Да что там "могли бы"! Все было бы гораздо проще, если бы охранники сами вывели его.
- Ну да, конечно! Давай ради этой сволочи подставим людей! Пусть лишатся работы, попадут под трибунал и получат пожизненное! Отличная идея! Прямо в духе Магнето - натворим как можно больше, а расплачиваются пусть другие. Ты уверен, что ты из будущего, а? Может, ты его подельник?
Логан явно хотел что-то ответить, но в последний момент передумал. К счастью. Чарльз и сам понимал, что лезет в бутылку, но остановиться не мог. При одной мысли о том, что он скоро увидит Эрика, его начинало трясти. Чарльз злился. И самым поганым во всей ситуации было то, что злился он не из-за того, что планировал совершить преступление и втягивал в это своего друга и совершенно постороннего подростка. Больше всего его приводило в ярость то, что он действительно хотел увидеть Эрика. Что он соскучился по его присутствию рядом, по его голосу, его улыбке, его не всегда смешным шуткам, над которыми он все равно против воли смеялся. Собственная слабость бесила. Ведь он твердо решил, что Эрик - его прошлое, которое больше никогда не будет влиять на его настоящее и будущее. А выходило так, что этот чертов мутант даже будучи в тюрьме продолжал исподтишка, из подсознания вносить свои коррективы в жизнь Чарльза.
"Дважды козел".
- Ну, может быть. Тем не менее, не у меня стоит его фотография.
- Да пошел ты! - Чарльз попытался скрыть смущение за очередной вспышкой агрессии, - Это чтобы не забывать, кто именно угробил мою жизнь.
- Эй, парни, может, вернемся к делу?
Логан недовольно фыркнул, но разжал пальцы. Чарльз тут же отошел на два шага в сторону, отгораживаясь от Росомахи Хэнком и снова склонился над схемой. К тому же мальчишка начала задавать вопросы, на которые стоило ответить.
- Да. Вот это - лифтовые шахты. На всех планах отмечено, что эта группа идет до технического этажа. Но вот этот, - Чарльз указал на один из прямоугольников, - Идет ниже. Туда, куда нам надо. Ты спускаешься на самый последний этаж, выходишь - будет лифтовая площадка и открытый коридор, набитый охраной. Дальше уже камера. Да, это стекло. Армированный стеклопластик. Разобьешь, вытащишь этого урода, затащишь его в лифт и поднимешься на технический этаж. Если я правильно помню, это будет кухня. Ну а дальше будем выбираться по лестнице, там меньше охраны.
- А код запускалифта?
- Ну он у нас парень типа шустрый. Забежит после того, как охранник введет. Ну и стукнет охранника чем-нибудь. Или еще что.
- Если бы ты согласился использовать свои способности, ты бы просто узнал код и все. А твое предложение слишком рискованное.
- Логан, еще одно упоминание о моих способностях - и можешь валить нахрен! И своего Питера с собой забирать. Ясно? Лучше думай над планом.
План был так себе. На его разработку ушло аж целых двадцать минут - ровно столько времени длились сводки дневных новостей, которые Чарльз отказался слушать в машине, мотивируя тем, что и без этого тошно. К тому же они не были уверены, что Питер согласится. Ну а сам Чарльз все еще не был уверен в том, что Питер вообще подойдет для этого дела.
- На Эрика не рассчитывай. Никакого ему металла, пока не уберемся куда подальше. Если он там всех прирежет, я его убью. И только попытайся что-нибудь еще оттуда вынести! Найду и в задницу засуну.
Судя по тону голоса Чарльза и решительному взгляду, угроза была не такой уж и пустой. Хэнк обменялся с Логаном обеспокоенными взглядами, после чего тихо и незаметно убрал бутылку подальше от Чарльза. Точнее, постарался тихо и незаметно, но Ксавьер все равно увидел и вернул свою собственность на место. Логан преувеличенно тяжело вздохнул.
- Ладно. Но Питер прав. Что будем делать с камерами?
- Да как всегда. Зациклим запись. У Хэнка есть такая штука. Главное подсоединить ее к проводу любой камеры. - Хэнк согласно закивал. - И еще одна штука есть, глушит связь, рации в том числе. Ее тоже возьмем. В общем, дальше сами думайте. Пойду поем.
Само собой, Чарльз не собирался есть. Не будь сыворотка специфическим лекарством, она вообще могла бы принести Хэнку огромные деньги - аппетит она отбивала напрочь и могла бы служить отличным вариантом для тех, кто хочет скинуть лишние килограммы. Так что Хэнку приходилось кормить Чарльза чуть ли не силой.
Чарльз тихо прикрыл за собой дверь спальни - сколько дней он сюда не заходил? Двадцать? Больше? В какой-то момент находиться здесь стало совсем невыносимо, и Чарльз спал на диване в кабинете, завернувшись в плед... Ряд фотографий на тумбочке притягивал взгляд. Он с родителями. Они с Рейвен в возрасте лет двенадцати. Взрослая Рейвен... Эрик после одной из тренировок, улыбающийся во всю свою сотню зубов и до невозможности счастливый... Выкинуть рука не поднялась - "трижды козел!" - пришлось убирать фото в верхний ящик. Потому что нечему было улыбаться. Больше нечему.
... Когда Чарльз вернулся к остальным, те уже вовсю разрабатывали план. Хэнк крутил ручки своей "глушилки", проверяя эффект на черт знает откуда вытащенной рации. Логан нагло купил - к счастью, свои папиросы, а не самокрутки Чарльза - попутно на пару с Питером досконально изучая план тюрьмы. Чарльз облокотился плечом о косяк и громко фыркнул.
- Вы же не думаете, что я возьму эту шантрапу на дело без тренировки?

Как многое изменилось за такое, казалось бы, совсем недолгое время. С момента воссоздания команды Людей Икс прошло - сколько? Месяца три от силы? За это время каждый из команды успел побывать в бою, каждому предоставилась своя, личная возможность понять, что именно происходит вокруг. Да, тогда, с Апокалипсисом мы тоже воевали, но в сравнении с тем, что происходило сейчас, мы были детьми на прогулке, про тщательным присмотром Мистик. Сейчас мы стали сработанной командой, которой временами даже слов не нужно было, чтобы действовать синхронно. Нет, это было круто, точнее, было бы круто, если бы не обстоятельства, которые нас сплотили, не те самые обстоятельства, против которых мы выступали. Команда Людей Икс была собрана для защиты мутантов - от психов разной категории и величины, от локальных событий, происходивших то тут, то там, и этому не было конца. Мутантов любили и ненавидели, в разных городах по-разному, но иногда и на одной улице встречались ярые фанатики вместе с адекватными людьми. Это было странно. Это было пугающе, и в этом мире мы жили - только теперь мы столкнулись с ним лицом к лицу.
Возвращаться к Школу после каждого нового задания было трудно - видеть эти счастливые, ничем не озабоченные лица детей, и знать, что каждый третий прошел через ад, прежде чем попасть сюда. Одних мы вызволяли из тайных лабораторий, других - из домов собственных родителей, из подвалов, откуда угодно. Зажатые и напуганные, шипящие как котята дети, оказываясь в Школе, постепенно раскрывались. Становились мягче, добрее, более открытыми друг к другу и к себе самим, раскрывали и развивали свои способности.
А за стенами школы была война. Пока негласная и тихая, пробирающаяся по чужим подвалам и подпольям, шагающая смело в неблагополучных районах, где можно получить затычку в бок за яркий цвет волос, потому что это может быть признаком мутации. И пускай остальные говорили, что это не так уж страшно, что в наших силах все изменить, что нужно двигаться вперед в том же темпе, что и раньше, но я перед своими глазами видел войну. И я боялся ее - никому не давая увидеть подлинный страх в своих глазах, прикрывался бравадой, глупыми шутками, в общем, все, как обычно, Питер - самый несерьезный из команды, но очень ответственный сверхбыстрый парень, который приноровился действовать даже в поле отключения способностей. Хороший парень, хороший друг, искренне ратует за благое дело.
Но благое дело не двигалось с мертвой точки.
Но где-то там - в подполье ли, в полноценной лаборатории ли - была моя сестра. И Профессор об этом знал.
Нам нельзя было идти штурмом на правительство, конечно, это было очень логично, против этого логикой пойти нельзя было, но что делать, когда правильный поступок не совпадает с необходимостью? Я должен был ее найти, мою маленькую младшую сестру, я ведь даже не знал до того момента, что она была мутантом, я никогда не видел, как она использует свои способности, нам даже не удалось как следует поговорить в последний раз, я так жалею о том, что редко возвращался домой из Школы - но после всех этих тренировок, после боев и военными и не очень, после долгих разговоров, после Магнето, в конце концов было трудно вернуться обратно, в тихий и маленький дом. Я оставался с ними, благо особняк был большой и комната, которую отдали мне, пока я ходил со сломанной ногой, так и оставалась пустой - что уж добру пропадать, останусь здесь. Мне хватило бы доли секунды для того, чтобы оказаться дома, но я предпочитал оставаться со своей новой командой - и поплатился за это.
Даже если ты ждешь подвоха, Вселенная найдет способ сделать так, чтобы он пришел оттуда, откуда ты вообще не ожидал его получить. Я не знал, что Лорна мутант, я не знал, что она находится в опасности - почему она не рассказала мне об этом? Почему, я бы просто привел ее к Профессору, и все было хорошо, почему оно не могло случиться так? Почему она не рассказала об этом собственному брату, но прокололась где-то на улицах, и главный вопрос - почему мы ее до сих пор не нашли?
Я обследовал все подпольные лаборатории, оказавшиеся на нашем пути, с тщательностью хирурга вскрывал этот улей, пытаясь понять, был ли здесь хотя бы ее след, но все было тщетно. Я не мог ее найти, и никто не мог - у нас не было никаких зацепок.
"Ладно, Питер, не в этот раз. Но мы найдем ее, мы обязательно найдем ее."
Когда? Сколько месяцев - или лет? Не будет ли тогда слишком поздно? Какой она будет тогда?
Мне нужно было расслабиться, хотя бы немного выдохнуть, оторваться от всех этих мыслей, которые ураганом крутились в голове все 24/7, без остановки. Мне снилась Лорна, прикованная к операционному столу, Эрик, который словно бы приглашал меня куда-то. Я просыпался, запутавшись в одеяле и собственных планах. Я должен был спасти ее.
если бы я только мог попросить его о помощи, если бы он не ушел, если бы это не оказалось переходом через рубеж, который пока не оформлялся даже словами, но существовал всегда - если бы
Курт потащил меня в парк развлечений. Точнее, даже не совсем так, едва он робко предположил такую возможность, я схватился за нее и активно соглашался до тех пор, пока он не понял, что никто больше не собирается с ним идти. Парки развлечения - это здорово, там все яркое и шумное, там всегда вкусно пахнет карамелью и арахисом, сверху раздаются испуганные крики зажатых в кольцо мутантов, где-то сбоку какой-то ребенок настойчиво дергает за рукав маму истерически умоляя ее поскорее уйти из этого места или спрятаться где-нибудь, это точно должно меня отвлечь. Абсолютно точно.
- Ну, куда хочешь первым делом? - спросил я, оборачиваясь к синему. - Есть эти крутящиеся чашки, есть колесо обозрения,
но оно тако-о-ое ме-е-едленное-е-е. Есть еще ракета, но она довольно высокая.
Мне было особенно без разницы, куда идти, почти все эти аттракционы я опробовал лет десять назад, да и Курт, который до сих пор глядел на многое с видом немого изумления, явно заслуживал право выбора. Тем более, это была его идея - прийти сюда днем в субботу. Лучшее время - ни одного свободного участки земли в радиусе километра - все занято людьми и детьми.

На самом деле, это было далеко не лучшей идеей. Теперь я и сам жалел об этом, но думать о том, что был не очень-то прав, уже находясь в заведомо безвыходной ситуации - буквально - попросту глупо. В стенах ни трещинки, вибрацию они переживают стоически, прорваться сквозь двери невозможно просто потому что тут нет никакой двери. Нет, то есть она, конечно, есть ,иначе сюда невозможно было бы пробраться, но проблема заключалась в том, как именно она закрывалась.
Наглухо.
Так, что мышь не проскочит, муха не пролетит и так далее и тому подобное. Я тоже не проскочу, как бы сильно мне этого ни хотелось - механизм, по-видимому, работал только если открывать снаружи, потому что изнутри я ни рычагов, ни кнопок, ни еще чего-то подобного не видел, при ближайшем - и скорейшем - рассмотрении тоже. И угораздило же оказаться в такой дебильной ситуации!
В своей голове я винил во всем Скотта, хотя, конечно, знал, что это как минимум несправедливо. Эту акцию придумали и разработали мы вдвоем, да и вообще, глупо утверждать, что виноват кто-то, кроме меня, учитывая, что все началось как раз с моего "а ты не хочешь узнать, откуда у этого закона вообще ноги растут?". Ну и так далее, и тому подобное. Скотт согласился быстро, но мы решили пока никому ничего не говорить - нет смысла утверждать то, к чему у тебя нет никаких аргументов.
Аргументы должен был принести я - вот как раз сейчас. Среди мутантов ходили слухи о возрождении проекта Стражей - того самого проекта, который разработал и за который так агитировал Боливар Траск. Даже думать об этом было немного страхово, не то, чтобы представлять в реальности.
Кто мог бы заняться таким проектом сейчас? Конечно, Старк Индастриз - больше, вроде бы, некому. Гениальный ученый, по совместительству член команды Мстителей, вовсю агитирующий за принятие закона о регистрации - знаем, плавали. Ему со своими костюмами и роботами проще простого сделать парочку Стражей - а потом еще парочку десятков для того, чтобы запугивать и отлавливать мутантов, ставить на них номера и наблюдать, или, может быть, ставить эксперименты. Как те кустарные лаборатории, которые мы видим чуть ли не ежедневно, только уровнем повыше, с деньгами, конечно, все будет по-другому выглядеть. Черт.
Поэтому я и сунулся сюда. Скотта я с собой не брал, потому что скорость здесь была важнее всего - никто не должен был заметить или хоть что-то узнать. К тому же, я был врожденно защищен от чтения мыслей, в отличие от Циклопа, и я совсем не был уверен, что если мы действительно найдем там Стражей, он сумеет сохранить эти образы в секрете от Профессора.
Казалось бы, дел тут не слишком-то много - дождался, пока приедут очередные машины, груженые оружием или еще чем, проникнуть внутрь, пробежаться и проверить ангар на предмет наличия Стражей, и вернуться обратно. Звучит же проще простого. В принципе, первая часть плана прошла действительно неплохо - я забрался в ангар вместе с одной из машин, попутно проверив ее содержимое, оказался в помещении... ну, большом. Где половина предметов находилась в запаянном состоянии. Только успел посмеяться, что мне нужно было взять с собой отмычку или еще что-нибудь подобное, как двери закрылись.
Я не успел. В кои-то веки (опять) я не успел - продолбался на какую-то несчастную секунду, пытаясь вскрыть контейнер, то останавливаясь, то ускоряясь, раздумывая, успею ли я взять хотя бы завалящий ломик где-нибудь - и не успел до закрытия дверей. Остается только маленькая щелочка, и мне только остается только уныло смотреть, как она схлопывается, потому что противостоять этой двери у меня не выходит никак. Ни поднять, ни расширить эту щель, ни сломать (хотя насколько же этот вариант был плохим, учитывая, что я тут совершенно незаконно, и никто, включая моих же, не должен знать, что я вообще был тут?) у меня не получается.
Что делать в сложившейся ситуации, я не знаю, но подозреваю, что остается только ждать. Я уже представил себе часы (или сутки?) томительного ожидания, простукивания стенок, которые не сломать и не открыть и медленную мучительную смерть от голода, когда к уже почти закрывшейся двери подлетел чувак в красном.
Черт, это же тот самый Чувак-В-Красном! Безымянный герой, которого почти сразу окрестили Человеком-Пауком, который борется с преступностью (ну, пытается) и вообще очень положительный персонаж (я бы не был в этом так уверен). До охоты на него еще не дошло, но я был уверен, что еще немного - и стражи порядка всколыхнутся и откроют новый сезон охоты на членистоногих. Он же мутант, правильно? Как и все мы?
Если он мутант, то точно идиот - с такими способностями ему нужно в Школу Профессора, а не по небоскребам скакать, подставляя себя под удар, и строить из себя супергероя, борца с несправедливостью. Но не мне было учить кого-то уму-разуму - только посмотрите на меня, я совсем не подхожу на эту роль - я просто высказывал свое мнение. Но с другой стороны, я ему даже отчасти завидовал. Потому что у меня до вступления в команду не было таких уж амбиций. Конечно, я мог вырядиться в дурацкий костюм и спасать людей, но всему этому я предпочитал новые игры и еду. Не такой уж лихой послужной список, конечно.
- Дохлый номер, - сказал я, наблюдая за его попытками открыть дверь. - Она ни с места не сдвинется, я уже пробовал. Мы тут застряли.

Чего только ни приходится делать ради спасения Земли, Вселенной и вообще. Мой отец и Профессор снова пытаются работать вместе (получается и сложно, и смешно, по крайней мере, со стороны), но даже объединенных сил мутантов не хватает, и тогда принимается решение - что? Да, объединиться еще и со Мстителями, создать такой уникальный убойный отряд из вообще всех, кто обладает сверхъестественными способностями. А, собственно, почему нет. Мир, в котором есть столько организаций (или недоорганизаций), которые способны бороться с самыми разными угрозами и захватчиками, когда-нибудь должен был сподвигнуть эти самые организации к объединению. Суперкоманда - как те группы, которые собираются из участников уже существующих групп. Я ничего не имел против, тем более что Мстители были давно и относительно печально известны.
Тони Старка я знал давно, да найдите во всей Америке человека, который не знал бы его - одно время мы со Скоттом думали, что именно он стоит за оснащением оборудованием различных подпольных лабораторий. В процессе слежки за деятельностью его компании, я познакомился с Человеком-Пауком, который вроде бы до сих пор был в команде Мстителей. Или нет? Я вообще увижусь с ним сейчас, или он все так же летает по Нью-Йорку?
Так, ладно, с двумя я был знаком, а вот с остальными - не особенно. После раскола, когда Капитан Америка блестяще выступил со своим пафосным "никакой регистрации" (конечно, потом закон со множеством поправок был принят, и очень сильно ударил как по супергероям, так и по обычным мутантам), часть народа ушла за ним. Потом вроде бы вернулась, или... Нет, я не помнил. Я был слишком занят обустройством собственной жизни и собиранием своей семьи в единое целое, которое сейчас вроде бы крепко держится (даже без моего присутствия, как ни забавно). Лорна и Эрик нашли общий язык с первой же встречи, и теперь довольно часто тренировались и занимались всякими делами вдвоем, а я... Ну, что я, я очень полезный в хозяйстве субъект, спасаю мутантов, в свободное время шатаюсь по Дженоше со Спайк, помогая народу чем могу. Вполне себе такое времяпрепровождение - можно сказать, что жизнь удалась.
Но не мог же я позволить своей семье работать с теми, кого я и в глаза не видел. Вдруг они такие себе посредственности? Или вообще, оставят нас в одиночестве, дескать, вы пришли на помощь, и разбирайтесь с этой проблемой сами? Нет, Мстители, конечно, были известны, и все знали, что они несколько раз спасали мир от инопланетной и не очень угрозы - но где здесь была правда, а где - ложь во спасение их задниц? Я мало кому и чему доверял теперь - мне все чаще нужно было удостовериться самому, увидеть своими глазами все то, что известно всем. Это и привело меня к одной из них.
Алая Ведьма без имени и без опознавательных знаков спокойно пила кофе в одной из многочисленных кофеен Нью-Йорка. Найти ее было не так уж сложно, особенно мне, я-то вообще кого угодно могу найти, мне даже время практически не нужно, потому что время - это для других. Я в этой бесконечной плоскости живу, абсолютно управляю ей как единственный, кто вообще на это способен.
Но - да. Почему Ведьма? На какую именно магию она способна? Я мимоходом цепляю пирожное с барной стойки, привычно усмехаясь тому, что глаза людей не способны поймать мои движения, и подхожу к ней. И с каждым моим новым шагом...
Ванда.
Ванда!

Я проваливаюсь в какую-то пучину неясных, странных, непонятных для меня воспоминаний. Даже не так, это какие-то отголоски воспоминаний, которые я даже поймать не могу - даже с моей скоростью, в какой-то момент начинает казаться, что скорость здесь не имеет никакого значения, как и время, как и все остальное, что существует вокруг нас. Потому что в этом мире есть только я и она, потому что так всегда было, с самого начала, и я знал об этом, только потом почему-то забыл. И она не оборачивается, она не успеет, конечно, потому что я все еще двигаюсь слишком быстро для мира, но она тоже это чувствует -
я знаю это так же хорошо, как и то, что Земля крутится вокруг Солнца, а мои отец и сестра могут управлять металлом.
Ванда.
Ее имя - Ванда - удобно и привычно ложится мне на язык, и это так тепло, и одновременно с этим страшно, потому что я понятия не имею, что происходит и почему оно происходит именно с ней, именно сейчас, почему мне кажется, что она - самый важный человек во всей моей жизни, не Эрик, не Лорна, а эта Алая Ведьма, Ванда, которую я вижу впервые в жизни - и которую должен был знать всегда.

Я сажусь напротив нее, и только после этого замедляюсь. Улыбаюсь ей ободряюще, пытаясь за своей бесшабашной улыбкой скрыть страх и непонимание - что только что произошло? Беру десертную ложку с ее блюдца, разламываю свой кусок торта и отправляю его часть в рот. Сладкое помогает думать, занятый рот дает возможность хотя бы немного примириться с действительностью вокруг меня - потому что ощущение, что все, наконец, встало на свои места, не пропадает, но как будто становится четче, острее. От этого еще страшнее становится.
- Ты не похожа на супергероя, - говорю я с набитым ртом, разглядывая Ведьму. - И на Мстителя тоже. На преступника уж тем более. Что в тебе такого особенного?
И запоздало приходит мысль о том, что раз я не знаю ее способностей, я понятия не имею, может ли она причинить мне вред.

Логан, конечно, был неуправляемым мудаком со специфическим взглядом на мир, но в чем-то он был прав. Роуг нужно было найти как можно быстрее, найти и уговорить вернуться обратно в Школу, потому что вне ее стен она подставляла себя под очередной удар. Как она вообще решила уйти? Нет, я подозревал, что она сама испугалась своих ночных бдений - хотя тут она сама виновата, я бы не стал лезть в ночи к подозрительному мужику со стальными когтями и почти полным отсутствием памяти. Но ладно, полезла, ладно, спасла себе жизнь своими же способностями - в итоге никто особенно не пострадал, все случилось как случилось, ну и казалось бы, нужно извлечь из этого урок - хотя бы такой, что в комнату Логана ночью лучше не ходить. Но не сбегать из самого безопасного и защищенного места же!
Она была всего лишь девчонкой, немногим младше моей сестры, да, ее способность была очень уж специфической и, скорее всего, довольно болезненной для нее самой - каково это, когда ты не можешь нормально прикасаться к людям? - но при всем этом, она была реально полезной. Не было бы ее - погибла бы, насадившись на когти Росомахи. Надо же хотя бы немного понимать, что в любой минусовой ситуации есть и свои плюсы.
Почему она сбежала? Испугалась, что ее станут ругать? Ороро порывалась бедной девчонке плед притащить и комфортить, сколько потребуется, потому что такие потрясения никогда просто так не проходят. Она сбежала из дома, испугавшись неожиданно проявившихся способностей, умудрилась познакомиться с Логаном (здесь я ей сочувствую сильнее всего), попасть в аварию, но в итоге попала туда, где ее приняли и готовы были помогать. Нет нужно было снова завести свою шарманку. Черт!
В итоге она сбежала, Логан спер мотоцикл Скотта, из-за чего нам всем в итоге пришлось слушать его нытье. Эти двое сразу что-то не поделили, а доставалось в итоге нам со Шторм. Но один плюс в итоге у нас был - Логан добрался до девчонки быстрее, чем мы.
Минус был в том, что ему точно нужна была помощь. Я подозревал, что Братство ждало момента, когда Роуг снова будет открыта, потому что им нужна была именно она.
Братство.
Оно появилось не сразу после ухода Эрика из Школы - похоже, он собирал свою старую команду и набирал новых ее членов. Надеяться на то, что он снова попытается жить обычной жизнью, конечно, было бы глупо, примерно так же глупо, как и надеяться на то, что он останется с командой Людей Икс. В конце концов, он честно пытался сделать и то, и другое - и оба раза получилось из рук вон плохо. Поэтому он решил заняться тем, что хорошо умел - геноцидом.
Иначе это было и не назвать. Желание с помощью своей безумной машины превратить всех людей в мутантов само по себе было довольно идиотичным, но после того, что случилось с мэром, стало ясно, что с этим срочно нужно что-то делать. Либо мы останавливаем его - либо весь город будет усеян трупами или наводнен, если брать конкретный случай. Да, конечно, он был охренеть какой расист и винил во всем мутантов, но он не заслужил такой участи. Никто не заслужил. Бедная Ороро тоже не заслужила быть с ним в последние минуты, а потом наблюдать, как он буквально растекается. Это было хуже, чем просто смерть, это было... Не знаю. Я не знаю, как это назвать, но это было отвратительно.
- Знаете что, - наконец, сообщил я Шторм и Скотту. - Ваша тачка, конечно, супербыстрая, но я боюсь, что мы пропустим самое веселье. Так что я побежал, а вы догоняйте.
Я не дал им возможности ответить - открыл дверь, аккуратно захлопнул ее, чтобы никто не вывалился, и рванул в сторону вокзала. Профессор с помощью Церебро определил местонахождение Роуг, но я боялся, что не мы одни это знали. Черт, да стопроцентно Братство уже там, если только ее побег не был целиком и полностью их акцией. Чем они думают? Она же всего лишь ребенок! Уж кто-кто, а она вообще ни в чем не виновата, она одинока и напугана собственной природой, ей нужна помощь а не жертвоприношение!
Так. Логан уверенно направляется к платформам, я оглядываюсь - есть шанс, что Скотт и Ороро не успеют к началу военных действий, так что Росомахе следует сказать спасибо, что я решил немного сократить путь. Вокруг слишком много металла, и это заставляет меня поежиться - если в этот раз Магнето решил действовать не только через подручных, это может обернуться очень большими проблемами. Ему ничто не стоит раскурочить все здание для каких-то своих целей, не дать нам добраться до Роуг и попытаться свершить свои безумные планы. Вообще, вокзал - не лучшее место для таких событий, почему она не могла решить просто поплакаться где-нибудь в заброшенном доме? Насколько проще все было бы!
Да уж, за год мое видение мира действительно изменилось. Думаю не о том, каково ей сейчас, а о том, что я на ее месте ни за что не отправился бы в многолюдное место - во-первых, в общественных местах, как ни странно, найти человека намного проще, а во-вторых - каким же огромным будет сопутствующий урон. Конечно, я могу вытащить всех из здания, но мне не один раз настойчиво говорили не высовываться - антимутантские настроения и все такое, скоро они вообще перестанут различать разницу между Людьми Икс и Братством. А там, знаете ли, пропасть размером с черную дыру. Там, знаете ли, очень незначительная разница, измеряемая в человеческих жизнях - мутантских и не очень. Потому что при всем желании Братства защищать мутантов, нападение - это не лучшая защита. Вообще нет, даже не близко, кидаться на людей со словами "а почему это вы нас боитесь?" не слишком-то умно. Подвергнуть опасности население целого города исключительно из-за того, что кому-то показалось, что эта идея хороша - тоже. Не хороша она, это тупейшая идея из всех, что я слышал.
Началось. Металлические ряды кресел сдвигаются и поднимаются в воздух - Эрик кидается ими в Логана, пригвождая того к стене. Росомаха брыкается и едва ли не рычит, пытаясь как-то противостоять ему - но не Логану с его адамантиевым скелетом это делать, серьезно. Эрик и так мог бы легко его обездвижить - хватило бы движения руки, почти незаметного, совсем как тогда, в моей комнате, когда он ко мне плед тащил, чтобы помочь со сломанной ногой.
И этот человек сейчас пытается поймать девочку-подростка, чтобы принести ее в жертву? Человек, который так неумело пытался заботиться обо мне, человек, из-за которого я вообще попал в команду, человек, которому я столько лет боюсь признаться в том, что он - мой отец?
Мой отец стоит сейчас в своем дурацком шлеме, ограждающем его от присутствия Профессора, рушит здание и закрывает доступ к себе. Люди со всех сторон начинают истошно кричать, и это звонок к моей первой и основной обязанности - нужно эвакуировать всех. К черту лишнее привлечение внимания, для меня человеческие жизни всегда были важнее, и всегда будут, что бы ни произошло. Поэтому следующую пару секунд я перетаскиваю всех, включая работников вокзала, на улицу, и последним действием надежно запираю двери, чтобы ни у кого не вышло проникнуть внутрь. Циклоп и Шторм как-нибудь сами придумают, ну или затащу их внутрь, в этом я никакой проблемы не видел. Главное, что в здании не осталось больше людей - одни мутанты.
- Что ты делаешь! - крикнул я, остановившись неподалеку от нагромождения металла, погнутого Эриком. - Ты устроил погоню за подростком, напугал ее до полусмерти и собираешься убить ее! Не ты ли говорил, что мутантов нужно оберегать и все такое прочее?
Боже, я и не подозревал, насколько соскучился по нему. Конечно, должно быть трудно скучать по человеку, с которым не так уж много в своей жизни говорил, но Эрик был моим отцом, пускай и до сих пор об этом не знал... сколько лет прошло? Пять с того момента, как я узнал? Ну ладно, сейчас-то точно не время, к тому же, ситуация совершенно не располагает. Мне интересно, знал ли он, что в итоге так и произойдет - что мы будем бороться против него? Думал ли тогда, в последнюю нашу встречу, о том, что я буду бороться против него и его идей? Мне-то и в голову не приходило, что что-то подобное может произойти, хотя тот знаменательный репортаж с уроненным стадионом должен был мне как-то намекнуть о том, что пути к цели мой отец выбирает далеко не всегда не то чтобы простые, но хотя бы просто адекватные.

Это было действительно странно - стоять и смотреть на него, находящегося буквально по другую сторону баррикад, являющегося сейчас пусть не врагом, а противником, но что-то мне подсказывало - до статуса врага ему осталось совсем недолго. Сколько времени пройдет перед тем, как Братство Мутантов и Люди Икс выйдут в открытое противостояние? Когда мутанты начнут бить мутантов, мир, наверное, ощутимо пошатнется - нам и так сильно достается от людей, глупых, самовлюбленных, напуганных, и нам бы держаться вместе, а не дробиться на коалиции, внутри которых, конечно, тоже будут свои деления, которые, в свою очередь, приведут к одному очень простому для понимания постулату - каждый сам за себя. Нет, конечно, я надеялся, что такого не будет никогда, в конце концов, первым же, что я уяснил на тренировках, было то, что в команде мы работаем намного лучше и эффективнее, чем поодиночке - как ни странно, это касалось даже меня, который мало того что привык действовать в одиночку, так еще и искренне считал, что по-другому попросту не получится. Мы должны были держаться вместе - и должны были добиваться этого самого светлого будущего, в которое так верил Профессор, вместе. Хотя бы ради него.
Я никогда не терял веры в то, что когда-нибудь все изменится - изменилось же отношение человечества к людям с другим цветом кожи или с другой ориентацией, или всеобщее отношение к женщинам. Такое происходит время от времени, иногда человечеству нужны толчки для того, чтобы понять ту или иную мысль. Но рано или поздно это происходит, это неизбежно, это был даже не вопрос веры, а вопрос адекватности и понимания. Это должно случиться - в любом случае, потому что так происходит всегда, в любой из ситуаций. Но даже эта мысль не успокаивает, когда мы сталкиваемся с очередными запуганными и забитыми, измученными экспериментами и бог знает чем еще - вот вообще не помогает. Тогда уже не хочется никакого светлого будущего, хочется здесь и сейчас, прямо на месте, заставить их переживать то же, что они заставляли переживать мутантов - в сущности, таких же людей, почти ничем не отличающихся от них. Родившиеся у обычных родителей, чаще всего дружившие с обычными людьми, в какой-то момент они становятся изгоями - просто потому что. Потому что родились не такими.
Это было неправильно.
Но также неправильным было грести всех людей под одну гребенку - потому что и среди мутантов есть идиоты (привет, пап!), и среди людей совершенно отбитые. И говорить, что они все такие потому что вот конкретно он такой - ну, это попахивает идиотизмом. Откровенно воняет, я бы сказал. Это то же самое, что говорить, что все китайцы трудолюбивые потому что... так, стоп, нет. Китайцы вроде и правда трудолюбивые. Менталитет такой.
Ладно, черт с ним.
Не было важно, кто что и с кем делает - важно было именно не уподобляться этим мамкиным экспериментатором с шилом в известном месте. Важно было понимать и чувствовать ценность человеческой жизни - любой, мутанта или нет. Смерть - это всегда смерть, вне зависимости от того, кто умирает. Как он не может понять этого?
Он подходит ближе, и я понимаю, что боюсь. Не его, конечно, с чего бы мне его бояться (действительно!), но того, что он может сделать. Как он - снова - может испортить свои отношения с целым миром - и конкретно со мной. Я отчаянно боюсь, что в итоге он сделает что-то, что заставит меня разочароваться в нем, и, конечно, я вообще не должен об этом думать, ни под каким соусом, но.
Не то, чтобы я яростно оправдывал каждое его неправильное действие - нет, для этого я слишком умен. И да, не то, чтобы я прямо-таки всегда понимал его логику - для этого я, видимо, недостаточно отбитый. Но то, что он собирался сделать сейчас, было не просто плохо - оно переходило все возможные грани - грани его возможностей, грани моей способности прощать его и скидывать все на излишнюю эмоциональность и детскую травму. Он собирался убить кучу народа, этого нельзя было допустить, но он был настолько уверен в своей правоте - чего он пытался добиться? Что, и главное, кому, он хотел доказать? Город, усеянный трупами, совсем не поможет сближению людей и мутантов, скорее, знаете ли, наоборот. Нас снова начнут винить во всех смертных грехах, активнее и яростнее. Может быть, даже возьмут вилы.
Но он говорит об одной жизни, и мне, на самом деле, даже немного страшно за него, потому что моим выражением лица, наверное, в этот момент можно пугать особо и не особо впечатлительных. Одна жизнь! Что он мелет! Он думает, дело только в ней?

Я выразительно кашляю про себя, конечно же, дело в ней, конечно, мы бы и так поплелись сюда ради нее, потому что губить невинного ребенка нельзя никому, тем более до смерти перепуганную девчонку с только что пробудившимися силами.
Но дело ведь не только в ней. Дело всегда не только в них - дело простирается далеко за горизонт, хватает, вовлекает в себя еще множество разных событий, цепочкой тянущихся, стягивающих горло каждого заинтересованного мутанта. Сделать из людей мутантов или убить их - разницы не так уж и много в этом, я не представляю себе мир, состоящий целиком из мутантов, и не хочу даже пытаться, потому что каждому свое, потому что нельзя вот так без разрешения менять жизнь человека, самого человека, просто потому что тебе так захотелось. Это неправильно - это один из мировых постулатов, которые хорошо бы знать абсолютно всем. Твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого и так далее и тому подобное. И неужели мой отец, так яростно ратующий за собственную свободу, способен так откровенно насмехаться над свободой других?

- Стой, нет! - кричу я, когда он оборачивается к взорванным одним взглядом Скотта дверям. - Да подожди, подождите вы все!
Но бой уже начался, Циклоп и Шторм заняли свои позиции, Магнето мановением руки заставляет меня упасть в кресло и откидывает куда-то в сторону, господи, надо было подумать немного получше и снять с себя все металлическое, знал же, к кому иду! Но то ли его концентрации не хватает на меня, то ли он просто не хочет меня удерживать (конечно, хотелось бы думать, что последнее), поэтому я, в отличие от Логана, не оказываюсь опутан металлическими змеями. Эрик продолжает методично разрушать здание, металлические предметы колесят по помещению, рискуя задеть кого-нибудь, прижатый к полу Логан отчаянно матерится и пытается высвободиться, Шторм поднимает погоду, Скотт опускает стекло.
Господи, они же могут его задеть.
Бинго! Самое, черт возьми, ожидаемое бинго, козырный туз в руке, дамка в шахматах. Наконец-то до меня дошло, да? Наконец-то доползла до меня мысль о том, что все это не просто так, что эти махания арматурой не для показухи, что мы здесь чтобы бороться с ним и, по-видимому, любыми путями. Что я могу сделать в этой ситуации? Мутанты не люди, посреди боя к ним не ворвешься, еще зашибут после то ли по случайности, то ли потому что не дал бой завершить. Я легко могу обежать все преграды, которые отделяют меня от отца, но какой в этом смысл, если я не могу остановить бой?
Он справляется с ними - с нами - влегкую, что неудивительно, учитывая, что на его стороне все чертово здание. Из всей подоспевшей команды на свободе остаюсь только я, и решение поспевает мгновенно - если я не могу остановить его, то стоит передать это дело дальше, тому, к кому Эрик всегда прислушивался. Я взбираюсь по вздыбленным полосам металла и с разбегу сдергиваю с отца шлем - потому что нефига прятать свои мысли от своего же лучшего друга - и отправляю его куда подальше. Но ответная реакция не заставляет себя ждать - с каким-то нечитаемым лицом Магнето вытягивает руку в мою сторону, лишая возможности двигаться.
Черт!
- Послушай его, - упрямо говорю я, ну, потому что это единственное, что я сейчас могу, кроме как смотреть на него в ответ и надеяться на то, что за этим нечитаемым выражением лица под воздействием слов Профессора что-то меняется. Пожалуйста, не заставляй меня разочаровываться. Пожалуйста, позволь мне так же любить тебя.
И да, кажется, у него получается. Что-то неуловимо меняется во взгляде Эрика, становится более... обреченным? Но даже несмотря на это я облегченно выдыхаю, стягивающий узел в груди постепенно развязывается подобно распускающемуся цветку, раскидывает свои лепестки по всему телу, заставляет ощущать усталость и не радость даже, тупое, ноющее облегчение. Хорошо, что все закончилось так, хорошо, что настолько быстро и на этом этапе. Я не знаю, что Профессор сказал моему отцу, но это подействовало - несмотря на то, что они никогда не смогут договориться, у них удивительно хорошо получается ладить.
Он прав - никто не будет бороться за нас, кроме нас самих. Но и пути борьбы нужно находить другие. Обходиться меньшей кровью, расширять проторенные пути, а не мчаться сквозь бурелом, как это тщетно пытается делать он - ну неужели он действительно за столько лет так и не понял, что это не выход? Тирания одного сменится тиранией другого, но само явление никуда не уйдет. В этом суть, нужно избавиться от всего явления целиком, а не подменять одно другим, оставляя действительно важное неизменным.
Он стоит так близко, руку протяни и коснешься - но я не могу, даже если и мог бы, то ни стал, как бы сильно этого ни хотелось. Я почти ощущаю его дыхание, смотрю ему в глаза, запоздало понимаю, что где-то там по-прежнему прикованы Ороро и Скотт, и Логан. Последнего Эрик, скорее всего, оставит там до последнего, если вообще сподобится выпустить - проблемный мужик какой-то, со всеми в конфронтации! Мне, наверное, стоит сказать хоть слово в ответ, но я просто стою и смотрю на него, неспособный сдвинуться с места до того момента, пока он не додумается перестать меня удерживать. Пока сам не захочет этого.
От этой мысли что-то во мне поднимается и постепенно топит - начиная от кончиков пальцев и до самых глаз, ленивая, но стремительная волна. Я вскидываю голову и в следующее мгновение оказываюсь свободным - и на удивление не бегу никуда, не двигаюсь. Краем глаза замечаю, что Ороро и Скотт, освободившись, переглядываются, понятно, что они не знают, что делать - Магнето вроде бы как приводит в порядок здание (получается не очень), показательно складывает оружие, дескать, бой окончен, а вы чего хотели, детки? Нет, господи, это странно звучит.

Я иду вместе с ним, почти нога в ногу, даже несмотря на то, что он указал точное ее местонахождение, я не собираюсь бежать. Во-первых, потому что так я гарантированно могу что-то пропустить - или заставить ситуацию разворачиваться в другую сторону, за год работы в команде я в таких делах поднаторел. Во-вторых, конечно, потому что я иду рядом с Эриком, и мне слишком сильно его не хватало, чтобы разбазаривать даже такую встречу.
- Он умер, - наконец, говорю я. - Мэр. Прямо у нас в больничном отсеке. Знаешь, растекся по столу лужей - буквально.
Булькал еще так противно перед этим. Нет, я сам этого не видел, но Ороро сильно впечатлилась.
Я не раздумываю над тем, должен ли я ему это рассказать. Нет уж, пускай получит сполна всего, что собирался сделать. Если он действительно не знал о последствиях, и с таким завидным упорством пер вперед - пускай теперь знает, чего он пытался добиться. Мучительной смерти для каждого немутанта, для каждого взрослого и ребенка, которому не повезло родиться обычным. Такой себе приз за обычную жизнь.
И такая себе новость для Эрика. В какой-то степени я понимаю, что он хотел этим сделать - стереть границу между людьми и мутантами, чтобы у тех не было повода ненавидеть нас. Конечно, логика тут абсолютно альтернативная, но нельзя не признать, что действовал он из лучших побуждений. Впрочем, как и всегда. И услышать такое для него, наверное, должно быть шоком.
Нет, я не жалел его - с чего бы. Мне было немного обидно за попранные идеалы и потраченные впустую усилия. Мне было обидно за то, что мы в итоге встретились вот так - и что нам пришлось против него бороться. Но жалеть Эрика я не собирался - это его жизнь и его ошибки, и он уже достаточно взрослый, чтобы принимать взвешенные решения, правильные или нет, и жить потом с последствиями.

Да, мэра было жалко. Жалко, несмотря на то, каким ублюдком он был, несмотря на то, что он слишком очевидно ненавидел мутантов и пытался провозгласить их угрозой на весь мир. Хэнк время от времени вступал с ним в полемику - на камеры, конечно, да и так, в принципе. Он активно продвигал свою политическую деятельность, и это несмотря на то, что он был и изобретателем, и доктором в одном лице. Походу его мутация действительно заключалась в необыкновенном уме, а то, что он синий да шерстью покрыт, пока не вольет себе в вены очередную порцию сыворотки - так это просто случайный побочный эффект.
За ним всегда было интересно наблюдать - в то время, как его оппоненты либо пытались лить грязь на мутантов, либо приводили какие-то якобы неопровержимые доказательства нашей опасности, Хэнк влегкую, как будто в бильярд играл, разбивал их аргументы. Мало того, что разбивал буквально играючи, так и приводил свои, действительно неопровержимые, сыпал историческими фактами, закручивал противника словами - в дискуссиях ему не было равных, там он был так же хорош, как и в бою, если не лучше. Хэнк всегда был довольно миролюбивым парнем, и это было одной из причин, почему он вел бой в политике, а не здесь, как мы.
Основная причина - это, конечно, противостояние политике действий Эрика. В то время, как мой отец стремился действовать силой, Профессор - и все, кто был с ним - предпочитали действовать словами и законами. Хотя команда Людей Икс и существовала, она была, скорее, крайним случаем, когда сделать что-то официально и законно попросту невозможно. Для того, чтобы обыскать какой-нибудь подвал, нужен ордер. Для того, чтобы нам пробраться в очередную потайную лабораторию, необходимо двое-трое мутантов.
Ладно, лучше, конечно, полным составом. Я до сих пор не мог забыть тот случай, когда мы с Джин влипли просто по уши, застигнутые врасплох автоматическими дверьми и глушилкой способностей. И ладно первые, но последняя была действительно дорогой вещью, и это, в принципе, не было чем-то удивительным: после того, как был создан этот мифический отряд... Стражей или как их там, все пошло наперекосяк.
Стражи - это, видимо, в честь тех страшилищных роботов, с помощью которых предлагалось искать незарегистрированных мутантов и насильно их регистрировать. Но сам этот отряд, если он и существовал, то действовал куда незаметнее и изощреннее. Говорили, что они даже детей из семей забирают, но если ты будешь верить всем слухам, в итоге голова вскипит. Пока у нас не было доказательств, я предпочитал этому не верить - да, пока в нашем мире зияет огромная дыра в месте хороших отношениях между людьми и мутантами, но если этот отряд действительно существует - это уже какая-то новая планка на пути этой вражды. Я надеялся, что люди не настолько глупы - надеялся, что гуманность и правильные слова все же победят. Я не верил в то, что такое действительно может существовать - и, возможно, это и было одной из причин, почему я не отправился в Братство.
Потому что Эрик не только верил в это, он жил этим миром ненависти и войны. Потому что для него угроза жизни мутанта означала немедленное разворачивание военных действий. Потому что он видел войну везде, куда ни приведут его ноги.
Я избавился от этого. Это было трудно, но я избавился - я всегда старался держать в своей голове что существует мир вне этих серых безликих стен, вне лабораторий и стеклянных пуленепробиваемых окон. Потому что, несмотря ни на что, этот мир действительно существовал - любви и дружбы, если угодно, каруселей, сахарной ваты, хорошей музыки, детей, фильмов - да чего угодно. И второго было значительно больше. Потому что не все люди одинаковые - как и не все мутанты. Потому что стоило дать миру шанс.
All we are saying is give peace a chance
Конечно, у нее это пройдет. Как будто кто-то из нас не смирился со смертями, со случайными жертвами и с искалеченными людьми. Как будто кто-то из нас не окунался в этот другой мир, сосуществующий с нашим, находящийся как будто на уровень ниже, ближе к абсолютному аду. Как будто мы не встряхивали головой и не вписывали это с трудом, с нажимом, со скрипом, в нашу картину мира, чтобы не свихнуться. Всего за какой-то год мы успели увидеть многое: боль и смерть, страх и отчаяние. Но даже это не могло сравниться с тем, что произошло там.
Может быть, Эрик и чувствовал облегчение, может быть даже радость от его смерти - в конце концов, он был тем еще уродом, ненавидящим мутантов - но я нет. Я думал только о том, что никто не заслуживал этого, никто не заслуживал быть насильно превращенным во что-то другое. Да, об этой мифической сыворотке от мутантства тоже говорили, хотя и исключительно в положительном ключе - дескать, если ты не хочешь быть мутантом, то можешь избавиться от этого - это было не менее противно. Как можно избавиться от того, что является тобой самим.
Я вспомнил, как Эрик - давно еще, в прошлую нашу встречу - говорил о том, что не способности определяют человека, а он направляет их. Это было правильным, но, тем не менее, для меня способности были неотъемлемой частью мутанта (смешно звучит), и без них - ну как, допустим, без глаз жить? Прикольно? То-то же.
В случае людей это можно было сравнить с, к примеру, появлением хвоста. Хотя вот у Курта хвост был, но тот с ним родился и отлично умел им управлять. Попробуйте-ка обычному человеку хвост присобачить, ничего же путного не выйдет.
В общем, для меня это было острой темой для обсуждений, даром что я обычно в дискуссии не вступал, предпочитая прерывать их, чем действительно что-то обсуждать. У меня накопилось слишком много секретов от своих же, чтобы вести дискуссии на такие темы. И вообще, я же несерьезный, что со мной можно обсуждать - я же так и буду сыпать шутками, пока все вокруг не устанут.
- Ты же знаешь, что это было неправильным решением, - бормочу я себе под нос, стараясь не закипать. Он с таким спокойствием говорит о произошедшем - и действительно, что тут такого, ну умер какой-то никчемный человек, ничего страшного, не мутант же, в конце концов. Лучше умереть, чем не быть мутантом - так? А подумать хотя бы немного о том, что ты творишь - нет, не судьба? Черт.
Черт!
В вагоне, помимо Роуг, были еще люди, и это заставляет меня задуматься над тем, что помедли мы еще немного - опоздали бы. Девчонку забрали бы эти трое, и в итоге использовали бы ее как рупор для той странной машины, которую видел Профессор. Нас чуть было не обвели вокруг пальца - да и еще раз да, я должен был об этом подумать, я должен был знать, что Магнето не придет один, это же попросту бессмысленно, он же знал, что мы тоже в итоге прискачем за своей. Почему я об этом не подумал, почему я смотрю на них, и злость закипает, уже через стенки переливается, еще немного - и я просто прожгу собой дырку в полу вагона, в который захожу следом за отцом. Все из-за него. Все потому что я думал только о нем, только о том, как увижу его, о том, что мне действительно придется с ним биться, потому что на этот раз именно он стал нашим противником, несмотря на дружбу Профессора и Эрика, несмотря на мое собственное к нему отношение (какое? как к отцу, которого я никогда не знал? как к человеку, за которым на протяжении нескольких лет следил, раздумывая о том, что изменилось бы, если бы...) это все равно произошло. И пускай закончилось именно так - без лишних жертв, сам факт этого противостояние уже рушил мое равновесие, не давал нормально дышать. Мне пришлось встать против него потому что он был неправ, потому что совершал ошибку, которую не простил бы себе. Мы не могли этого допустить - я не мог. Потому что даже если он пытался сделать всех мутантами для того, чтобы избежать конфликта, это лучше, чем просто убить всех. Само это желание лучше. Это не месть ни за что, это просто неправильный путь разрешения проблемы. И то, что он отказался от этой идеи, только подкрепляло мои догадки. Это не тот путь, которым он удовлетворился бы.
- Ты хочешь сказать, что это все? - в итоге срываюсь я после его ценных указаний своей команде. - Ты понимаешь, что ты чуть не натворил? Ты же знаешь, что сделал неправильный выбор, у тебя в выражении глаз это видно. Целый город чуть не погиб просто потому что ты недостаточно хорошо продумал свой план, у вас времени не хватило потестировать свою игрушку? Неужели ты действительно настолько сильно ненавидишь людей просто потому что они не мутанты? Неужели ты не видишь, что просто зеркалишь их ненависть? Ты поступаешь точно так же, как и они, а мы не должны так делать, мы должны быть умнее, выше них, мы должны спасать этот мир, а не топить его в безумии!
Я прерываюсь на мгновение просто чтобы вдохнуть, в моей голове копошится такое невероятное количество мыслей - всех мыслей, которые я никогда не озвучивал, мыслей, которыми я делился только со Скоттом, мыслей, которые мне пришлось бы скрывать от Профессора, если бы тот был способен их прочитать. Я готов высказать ему все - и про Стражей, и про давно потерянную Лорну, и про то, что происходит на улицах и в домах, о чем мы не знаем, потому что не находимся внутри ситуации. О том, что сейчас мы все должны держаться вместе, иначе поодиночке нас перебьют, о том, что люди, может, и глупые, но далеко не все. Но Эрик прерывает меня, не дав сказать больше слова, раздраженно говорит, что у него есть дела поважнее, чем слушать мою речь, и я понимаю, что больше ничего не скажу. Шар возмущения внутри как-то тухнет, я медленно выдыхаю, понимая, что успокоиться смогу еще не скоро, кусаю нижнюю губу, чтобы не сорваться больше. Мир вокруг оживает - я только сейчас понимаю, что для меня он как будто замер - и я ловлю на себе недоуменный взгляд Ороро. Я говорил, что не вступаю в дискуссии, да?
А Скотт... с ним мы еще поговорим. Он, конечно, не буравит меня взглядом, но смотрит точно очень обещающе. Эрик в это время протягивает руку Роуг, успокаивает ее - в своей особенной манере. Для человека, который собирался принести ее в жертву, он на удивление мягок. Ей, конечно, неоткуда знать такие подробности, знала бы, кто знает, что сделала бы. Может быть, опять сбежала бы. Нет гарантии, что я на ее месте не сделал бы точно так же. Поэтому счастье, что она ничего не знает - и не узнает, скорее всего, по крайней мере, я постараюсь об этом позаботиться. Потому что она не поймет, потому что посчитает моего отца чудовищем, раз он пытался убить ее ради того, чтобы убить всех разом - ну какой ребенок хочет, чтобы его родителя считали чудовищем? Да и потом... я понимаю, чего он хотел добиться. Или мне кажется, что я понимаю. И я не хочу рушить эту иллюзию, по крайней мере, не сейчас - когда победа уже у нас в руках. Я не могу позволить кому-то дать мне возможность разочароваться в нем, да даже если кто-нибудь попробует - разве же я поверю? С некоторых пор я не верю почти ничему, что не могу проверить. Как слухам об этих Стражах.
Отец оборачивается ко мне, смотрит в глаза, напоминает о сказанном - о том, что я, на самом деле, почти никому не говорил. Для парня, который имеет репутацию жуткого болтуна, я оказываюсь невероятно скрытным, и я не хочу говорить об этом по приходу в Школу. Но Эрик говорит, что услышал меня - эта фраза такая же двоякая, как и почти все, что он говорит, но я просто беру и воспринимаю ее так, как мне хочется. В конце концов, он же действительно слушал. В конце концов, он же знает, что я прав. И я, и Профессор, что бы он ему ни сказал - далеко не все мои идеи сходятся с его, но все же тех, которые сходятся, абсолютное большинство. Мне чужда логика, которой руководствуется мой отец, но философия Профессора проста и понятна. И правильна, как бы странно для некоторых это ни было.
И здесь - опять. Волна поднимается, я почти против воли вспоминаю о том, что меня единственного он не обездвижил с помощью своих металлических змей, вспоминаю, как пришел ко мне тогда по просьбе Ксавье и честно попытался хоть как-то помочь. Мысль о том, что он смотрит на меня и видит меня прошивает насквозь. Мысль о том, что он действительно слушал то, что я говорил, откладывается и зудит, не давая забыть о себе. От мысли о том, что он смотрит мне в глаза, я  теряю все свои "а если бы" и думаю о том, не могу ли я быть близок ему и так. Получится ли у меня сделать это, не признаваясь, кто я ему? Потому что, может быть, сын ему и не нужен - зачем, черт возьми, снова обрекать себя на это - но нужен...
Кто? Друг? Соратник? Солдат?
Я теряюсь и не сразу прихожу в себя, когда он уходит. Собственные мысли меня пугают, и я слишком взвинчен для того, чтобы в них разбираться. Ороро берет девушку за руки и тепло улыбается, они выходят из вагона, мы со Скоттом идем за ними. Я рад, что Саммерс ничего не говорит, потому что в ушах у меня гул, а в голове - пустота. Я не готов к разговорам, я не готов, кажется, к чему угодно сейчас.

Это не было обидой, это даже по структуре своей не было похоже на обиду - на кого и за что мне можно было бы обижаться. Неожиданным оказалось это самое понимание того, чего пытался добиться мой отец. Я не оправдывал его и то, чему он чуть не позволил произойти, но я понимал, чего именно он хотел в итоге достичь. Я, настолько привыкший быть в неведении касательно логики действий и мыслей собственного отца, неожиданно оказался застигнутым врасплох этим полным пониманием. И ведь казалось бы, что здесь неясного, все как черным по белому написано. Не сказать даже, что это было актом абсолютного зла, или вообще какого угодно зла - да, моральные принципы у Эрика, видимо, ну очень сильно подпорчены, раз он решил, что такой путь решения возможен и вообще приемлем. Но сама цель...
Никаких распрей между людьми и мутантами, да? То, чего добиваемся все мы - то, что Хэнк медленно, но верно выписывает в документах и говорит на диспутах, то, что Эрик пытается выжечь огнем и кровью. Но что это за шутка века такая - сначала пугать, а потом спрашивать, почему это люди мутантов боятся. Да даже если бы у него все получилось, ситуация бы стала только хуже. Даже если это вообще возможно, то что было бы с целым городом мутантов, что было бы с самими людьми, которые из самих себя неожиданно превратились бы в кого-то принципиально другого? Ведь именно это и произошло бы. Конфликта было бы не избежать, открытого конфликта, потому что какой бы ни были наши позиции на данный момент, положение в мире было не слишком-то утешающим. Но это не выбор каждого - оказаться в меньшинстве. По крайней мере, когда речь идет о мутантах. И когда тебя насильно тянут на чью-то сторону, это и так не слишком хорошо, но когда при этом меняют твою природу...
В общем, хорошо, что ничего у него не вышло. Хорошо, что все закончилось именно так - хотя противный голос где-то в глубине души напоминает, что ничего не кончилось, что все, скорее всего, только начинается, и таких стычек, планов, войн будет еще много, хотя бы сейчас можно немного выдохнуть и попытаться оправиться от всего произошедшего. Мне было о чем подумать. В то время, как остальные члены команды праздновали победу - по-настоящему праздновали, даже притащили к себе спасенную Роуг, рассказывали всякие истории о заданиях - и не говорили о моем отце, похоже, только из-за моего присутствия. Конечно, все они знали, ни для кого не было секретом, что я - сын Магнето. Кроме самого Магнето, конечно. Почему-то  мне казалось, что уйди я с этой импровизированной вечеринки, со всех сторон начали бы сыпаться страшные истории про самого известного и разыскиваемого мутанта в мире. Конечно, они все слышали его имя, кажется, весь мир его знал. Сомнительная известность - быть страшилкой для юных мутантов. "Вы же не хотите вырасти такими, как он?". Ну конечно, для того, чтобы вырасти такими, вам нужно потерять все, а потом еще несколько раз потерять все. И еще, и еще, и такой, кажется, была история всей его жизни, по крайней мере, той, которую я знал.
Разговора со Скоттом, как ни странно, так и не произошло, хотя это казалось мне неизбежным. Я знал, что это мое мы должны быть умнее них крутилось у него в голове и не отпускало, он вспоминал об этом каждый раз как мы пересекались. Эта фраза была слишком наивной даже для меня, и я мог бы откреститься тем, что у меня не было особенно времени подбирать слова, но проблема заключалась в том, что я именно так и думал. Потому что насилие порождает насилие, потому что нападая на них с кулаками мы получим только истеричное "посмотрите, мы же говорили!". Конечно, сидеть, сложа руки, был не вариант, но разве не для этого была вообще собрана команда Людей Икс? Потому что мы действовали силой там, где по-другому было не извернуться, и при этом с минимальной отдачей в мир и новости о нем. Братство, в свою очередь, заявляло о себе неожиданно и громко, представляло из себя, скорее, террористическую организацию, чем что-то другое, выступало агрессором, поэтому ничего удивительного в том, что люди хотели защититься от такого агрессора, не было. Я бы и сам хотел - и Роуг, конечно же, которая просто случайно попалась им, уж тем более хотела бы получить защиту. Впрочем, с этим проблем больше не было - вряд ли в мире было место более защищенное, чем Школа. Ну, по крайней мере, пока здесь ошивался я и при необходимости мог вытащить всех из разрушающегося здания за долю секунды. Но это так, мелочи.
Единственной, кто не поддерживал всеобщее веселье по поводу победы, была Джин. Но с ней я тоже не собирался разговаривать, по крайней мере, не в ближайшее время. Они с Профессором, чертовы телепаты, иногда просто по лицу все эмоции считывали, и огромным везением было то, что она умела читать "я не готов сейчас об этом говорить". Поэтому только соглашалась на всякие отвлеченные прогулки, кино и прочее. Я таскал ее по свиданиям как одержимый, просто чтобы не оставаться в Школе, чтобы забыть все произошедшее, чтобы иметь возможность просто молча уткнуться в ее колени и тихо сопеть, пытаясь прийти в себя, пока она гладит меня по волосам. В моей голове было слишком много новых мыслей, событие на вокзале пробудило во мне слишком много дрянных ассоциаций и запутало в желаниях. Почему все не может быть проще, почему все должно происходить именно так - тяжело и бесконечно долго, и в то же время - так неожиданно, буквально одним днем переворачивая мир с ног до головы. Целый год я работал в команде и совершенно не думал об отце, теперь все мои мысли заняты только им. Я буквально не могу больше думать ни о чем другом, кроме Эрика и Братства - и того, что они могут предпринять в следующий раз, и что мне снова придется выступать против собственного отца - убеждая или действуя силой, я не знаю. В следующий раз не забыть бы снять с себя все металлическое, чтобы не оказаться неожиданно в его власти, потому что он не всегда может быть таким лояльным. Потому что, кто знает, в один момент я могу оказаться на месте Логана, и пускай все раны заживают на мне быстро, та же сломанная нога может совершенно свести меня с ума. Не говоря уже о том, что мы потеряем преимущество в бою.
Драться против мутантов и так было слишком странным, бороться против собственного отца - ну, я должен был предвидеть такое развитие событий и действительно думал о том, что такое возможно. Только в реальности это оказалось совсем не так, как я думал. Биться с ним - это же просто немыслимо, а если я вдруг его задену, если вообще хоть кто-нибудь его заденет. Как я боялся этого, когда в здание ворвались Ороро со Скоттом - еще немного и, мне казалось, я сам их обезврежу. Отправлю обратно в Школу и вернусь. Чтобы не было никакой возможности даже просто случайно задеть моего отца, несмотря на то, что он делал, несмотря на то, что он представлял угрозу - к черту все, он мой отец!
Он зовет меня по имени, и я замираю сразу же, не в силах поверить. Питер Максимов - статуя самому себе - судорожно пытается понять, не показалось ли ему, потому что что делать Эрику в Школе всего через неделю после инцидента? И что ему нужно именно от меня, почему именно я, почему не тот же Скотт, например. Меня окатывает волной страха, и это происходит слишком часто, еще немного - и я просто сорвусь, выскажу ему все, чтобы больше не испытывать таких мучительных эмоций каждый раз, когда он говорит со мной. Он утверждает, что нам надо поговорить, и на этом моменте я разворачиваюсь, впиваюсь в него взглядом - да что ты? Поговорить? Интересно, о чем? Нет, на самом деле, я понятия не имею, что именно он хочет мне сказать, я вообще не ожидал его здесь увидеть, по крайней мере, сейчас, собирался себе на очередную прогулку с Джин, никого не трогал, и тут нате. Нам надо поговорить.
Я удивленно поднимаю брови, но молчу, я сейчас - одно большое ухо, единый функционирующий орган, молчаливый, но внимающий. Но о чем он говорит? Что весь тот прогресс, который творит Хэнк и остальные - просто обман для того, чтобы от правительства отстали? Черт, нет, это не так! Если он хочет изменений прямо здесь и сейчас, то он не слишком-то умный, потому что все так и делается, небольшими шагами, как сейчас - как по мне, в плане законов и прочего все продвигается просто максимально хорошо. Конечно, было бы намного легче и проще, если бы люди неожиданно поумнели, но такого не будет никогда. Потому и приходится убеждать их, приводить примеры, дискутировать. Неужели Эрик действительно верит в то, что это бессмысленно? Конечно, в таком случае нет ничего удивительного, что он действует силой и только силой - и насколько же мне прямо сейчас его жаль, не должно быть, но все равно жаль. Попытка превратить людей в мутантов - поступок отчаявшегося, не видящего никаких других выходов, не видящего очевидного - что прогресс идет вперед, несмотря ни на что, пускай пока микроскопическими шагами, но ведь для всего поначалу нужен разгон. Дальше будет легче, если что-то неожиданно не пойдет не так. Главное, чтобы больше никто стадионами не кидался, и тогда все будет хорошо.
Я хочу сказать ему все это - может быть, без той части про жалость - но мой отец продолжает, говорит дальше, подходя немного ближе - и я делаю шаг назад в неверии, не желая слушать то, что он мне несет. Он говорит о моей семье, и душу дергает крюком боли так сильно, что я едва не задыхаюсь. Это ведь о ней. Это ведь ее забрали прямо из дома. Это ведь ее... Она... Я до сих пор не знаю, что с ней, она просто пропала и все, и не связывалась с матерью, со мной, ни с кем в этом чертовом мире. Я не смог найти зацепки, и поэтому так отчаянно схватился тогда за предложение Циклопа самостоятельно провести расследование. Я не мог быть уверен в том, что это именно правительство - это мог быть кто угодно, притворившийся кем-то другим, тем более, что мама сама не слишком хорошо помнила, кто именно это был. Эрик утверждает, что это и было правительство, и я чувствую себя так, будто он вырвал мое сердце из груди и кинул мне его прямо в лицо. Кровь стекает по щекам, сердце, постепенно переставая сокращаться, валяется где-то в ногах, посмотрите, уважаемые господа, на смерть веры Питера Максимова. Болезненная, но быстрая.
- Что ты от меня хочешь? - меня хватает только на этот вопрос, тихий и хриплый, я смотрю куда-то ему за плечо, не решаясь поднять глаза. Он не мог знать, но он надавил на самую больную мою точку, буквально вырвал мне сердце своим сравнением. Я так и не нашел ее, я не смог спасти, защитить ее, и теперь это останется со мной на всю жизнь. Зачем он это делает? Зачем пытается убедить меня в том, что это правительство виновато, в том, что никакого прогресса у нас нет, и что все это чертова фикция, лишь бы мы заткнулись?

Это ведь невозможно. Невозможно даже просто представить себе, чтобы мир настолько повернулся против нас - конечно, человечество никогда не было лояльно к мутантам, но ведь в человеческой истории было много подобных моментов: ущемление прав женщин, семьи рабов-негров, да и черт знает что еще. Люди сталкивались с нетолерантностью и ненавистью на протяжении всей своей истории, чуть ли не с начала времен, когда, возможно, могли забить камнями за то, что у мальчишки долго борода не растет. Ведь судили не за действия, а за то, кем другие люди являлись - это так бредово. Можно ненавидеть других - но разве не будет логичным ненавидеть их за то, что они сделали, чем за то, что не было ни их выбором, ни их желанием. Я был абсолютно уверен, что ни один из меньшей и угнетаемой группой не хотел находиться именно там. Никому не нравится, когда его унижают и пытаются убить - ну, кроме совсем уж повернутых на голову ребят.
Сколько мутантов хотели бы избавиться от этого икс-гена и стать обычными людьми? Сколько из них были готовы по собственной воле лечь под нож ради светлого будущего без мутантов? Это ведь было другой стороной медали - противоположностью действиям Магнето, который наоборот пытался вызвать мутацию во всех. Это одинаково тошно и неправильно, одинаково отвратительно в моральном плане. Я не мог представить себя без способностей - не мог и не хотел, мне казалось, лиши меня их, и я умру мгновенно. Каково это - жить без того, что было с тобой - что было тобой с самого рождения? И действительно, сколько мутантов, уставших от гонений и ненависти, готовы были отказаться от самих себя во имя спокойной жизни?
В большинстве лабораторий, однако, достигалась не эта цель. Я знал, чего добиваются эти доморощенные исследователи - они хотели знать, как внедрить эти мутации в обычных людей, сделать супергероями многих. Ну, им стоило поговорить с моим отцом, возможно, вместе им удалось бы совершить что-то подобное. Хотя, зная их отношение к мутантам, они, скорее всего, хотели забрать концентрат способности и заключить ее в какой-нибудь предмет, который можно будет включать при случае - а потом снимать и быть обычным человеком, таким же, как и все остальные. Все это звучало как чья-то дурная фантазия, не слишком-то хорошо работающая, но практически все из этого было правдой. И если правительство действительно в этом участвовало, то какой была его цель?
Создание идеальных солдат по типу Капитана Америки? Регулирование возможных конфликтов посредством...
Да, я был наслышан о Стражах. Изначально они ведь появились как гигантские роботы, способные распознать икс-ген в людях, не прошедших регистрацию, и по возможности обезвредить их? Оставить на заметку? Насильно зарегистрировать? Черт, я же даже этого не знал, не особенно интересовался, потому что ну какой смысл, проект все равно свернули, роботов отправили на свалку, угроза миновала, мутанты могут вздохнуть спокойно. Но то, что этот проект вообще был разработан, не давало покоя многим. Для чего это было придумано, для какой цели? Большинство мутантов, как и большинство людей, живут своей спокойной жизнью, на самом-то деле, мутанты и обычные люди не так уж сильно разнятся. И там, и там есть конченные ублюдки. И там, и там есть хорошие люди. И говорить о том, что все мутанты способны навредить людям значит забывать о том, что любой человек может наброситься с кулаками на другого - или застрелить кучу народу, если у него с собой есть оружие. Так и происходит обычно, вспомнить хотя бы ту перестрелку в школе, где какой-то парень слетел с катушек. Он не был мутантом, и тем не менее ему ничего не помешало перестрелять своих друзей, одноклассников и учителей. Тогда почему такой уклон в безопасность именно от людей с геном икс?
Я примерно знал, что происходит на политической арене сейчас - пускай я никогда не был особым любителем просмотра новостей, но у меня перед остальными телезрителями было веское преимущество: доктор Маккой был моим хорошим другом, профессор Ксавьер - наставником, и было бы странно, если бы я понятия не имел, что там творится. Да, ситуация была не идеальная, но и не неутешительная. И если правительство действительно ведет тайный отлов мутантов, то делается это в обход законов.
Эрик смотрит прямо на меня и совершенно спокойно говорит, что хочет, чтобы я вступил в Братство.
Я.
В Братство.
В какой-то момент я чувствую, что у меня земля из-под ног уходит - этих слов я ожидал меньше всего, несмотря на то, что их можно было вывести логически из того, что он сказал до этого. Но я не вывел, я был слишком шокирован его появлением и в Школе вообще, и в моей спальне в частности, чтобы проводить логические цепочки и пытаться предугадать его следующий шаг. Я был бесконечно плох в шахматах, я никогда не умел планировать и просчитывать ходы, и потому даже подумать о том, что мой отец когда-нибудь пригласит меня в Братство Мутантов было странно и отчасти даже смешно.
Я не знал, что ответить. Я понятия не имел, что творилось в его голове - господи, неужели это мои тогдашние слова в вагоне на него подействовали? Решил ли он, что я был прав, или ему просто приглянулись мои способности - я не знаю. Но один вопрос остается в моей голове дольше всех - почему я?
Почему из всех Людей Икс он позвал именно меня? Казался ли я более лояльным его идеям? Я был уверен, что нет, из всех пятерых я мог назвать более лояльным разве что Скотта, но он со своим радикализмом и верностью никогда не ушел бы в Братство. Потому что это
предательство
означало бы, что он отрекается от всего, что делал и во что верил. Это было слишком трудно, практически невозможно. И именно поэтому я, конечно, не собирался соглашаться на его предложение. Даже несмотря на то, что он был моим отцом. Даже несмотря на то, что больше всего - почти всего - я хотел быть рядом с ним, даже наплевать, узнает он, кто я ему или нет, просто рядом, как друг, соратник, помощник, черт, кто угодно, лишь бы просто знать, что он не творит дичь и не подвергает себя опасности. Даже несмотря на то, что мы никогда не были семьей, я не мог позволить себе потерять его. Я уже потерял Лорну и не собирался повторять этот травмирующий опыт снова. Я не хотел однажды узнать, что он погиб потому что что-то пошло не так или потому что в нем признали опасного террориста или потому что кому-то показалось, что он неправ.
Но даже ради такой цели я не был готов оставлять все, что у меня было. Ради Братства? Ради открытой и активной террористической организации? Да, они действуют действительно открыто, наплевав на все законы и вещи, ограничивающие деятельность Людей Икс, но они при этом не гнушаются убийствами и прочим, они не считают трупы, которые оставляют за собой, относятся к людям так, как меньшая часть людей относится к мутантам. С этим я не мог смириться.
Он делает больно каждым своим словом, режет душу острием правильно подобранных слов, вскрывает начавшие заживать раны, и я ненавижу его за это - настолько явно и сильно, что мне в какой-то момент начинает казаться, что он все понимает - видит отголоски эмоций на моем лице. Конечно, я не считал законным забирать детей из их домов, и господи, я ведь до сих пор не знаю, кто ее забрал. Стражи или какие-то люди, прикрывающиеся словом "законно", или черт знает кто еще. Я не мог говорить со стопроцентной уверенностью, что подразделение Стражей существовало, равно как и не мог сказать, что они забрали мою сестру. Люди Икс не могли выступать против правительства, и, на самом деле, соблазн отправиться в Братство и делать что захочется был слишком силен.
Быть мутантом не значит быть преступником, а дети так и вовсе ни в чем не виноваты. Я был уверен на все сто процентов, что Лорна даже никому не навредила, а если и навредила, то совсем немного и заслуженно. Я знал свою сестру и я доверял ей в этом всегда, она никогда бы не стала вредить человеку, который ей ничего не сделал. Но где эта грань между самозащитой и немотивированной агрессией? И самое главное, где ее проводят те, то имеет право забирать детей из семей?
Если они вообще существуют.
Мне нужно время, чтобы прийти в себя - но у меня его нет, как ни странно и ни смешно. Поэтому я криво улыбаюсь одной из своих самых дебильных улыбок - от всей души радуясь тому, что он не может прочитать мои мысли. Есть вещи, которые ему не следует знать, и прямо сейчас в этот список входит не только то, что он мой отец.
- Чувак, - насмешливо начинаю я, расправляя плечи. - Я, конечно, понимаю, что тебе нужно где-то искать сторонников,
но имей совесть, не в школе Ксавьера же.
Я знаю твою позицию и отчасти даже понимаю ее, я знаю, что ты спасаешь мутантов из таких мест, куда мы не можем проникнуть. Я знаю, что ты, быть может, даже помог мне найти сестру, я знаю, что ты не остановился бы ни перед чем, чтобы вытащить ее, где бы она ни была, потому что она мутант и нуждается в защите и помощи. И помимо всего этого - я так хотел бы быть рядом с тобой просто потому что, чтобы помогать или наоборот, мешать совершить что-то ужасное. Но я так не могу. Я не могу просто взять и согласиться, я не могу просто так уйти в Братство, просто потому что ты меня позвал.
- И знаешь, если ты не заметил - мы тут тоже спасаем людей. Но куда более гуманными способами, чем вы. Поэтому прости, но я,
пожалуй, останусь там, где я есть.
Я не надеюсь, что ты поймешь все это, я сам не слишком-то хорошо это понимаю. Я просто надеюсь, что в следующий раз мы встретимся не на поле боя. Я надеюсь, что мне никогда больше не придется разгадывать твои хитропланы и пытаться их разрушить, потому что иначе погибнет целуя куча народу.

Я тяжело опускаюсь в кресло в тот момент, когда за Эриком закрывается дверь. Я совершенно опустошен эмоционально, настолько, что мне даже думать не хочется. Но мысли о семье возвращаются со страшной скоростью, что Лорна, что Эрик - они не рядом со мной.
И тогда я задумываюсь: а не было ли мое решение остаться с Людьми Икс предательством моей семьи?

Мне было страшно, и я не собирался этого скрывать. По крайней мере, не от себя. Я ведь даже не знал толком, на что и куда иду, и ладно бы дело было только в территориальном положении - найти Дженошу для меня не составляло никакого труда, равно как и добраться до нее. Дело было совсем не в этом. Дело было в том, что я собирался оставить буквально всю свою жизнь за спиной - и это ради призрачной надежды найти сестру каким-то другим, альтернативным действиям команды Людей Икс, способом. И ради моего отца.
Я окончательно запутался во всех перипетиях наших с ним отношений, я не был уверен, что хочу распутываться - и что готов это делать прямо сейчас. Но я был не готов уже слишком давно, так что теперь казалось, что рана, нанесенная ненароком и бывшая когда-то мелким порезом, теперь пузырилась гноем. Проблему запустили, и теперь невозможно было игнорировать ее. Надо было понять это раньше, но я ведь был так занят - чем угодно, только не тем, что мне действительно было нужно. Разве не из-за него я вообще попал в Школу? Разве не ради него я вписался в эту команду? Ладно, я могу говорить себе сколько угодно, что это не было единственным, и уж тем более решающим фактором, но отрицать то, что это было одним из, было бы просто глупо. Я знал это, знал, что в какой-то степени многие его действия были направлены либо на то, чтобы он гордился мной, либо на то, чтобы добраться до него, быть рядом, вразумить, да что угодно. Это не отменяло моих собственных мотивов и мыслей по различным поводам в различных ситуациях, но все же.
В какой-то - возможно, не определяющей, возможно, самой легкой и не слишком значительной - части моя жизнь была пронизана им. Не столько Эриком Леншерром, потому что было время, когда я даже не знал, кто он и как его зовут. Но фигура родного отца всегда витала где-то там, на периферии. Нас всегда было трое - я, мать и Лорна. Рядом с нами никого не было, я так и вовсе привык находиться в одиночестве и быть самим по себе. Поначалу я, конечно, ненавидел его за то, что он нас бросил. А потом мать как-то мимоходом рассказала, кем он был и что из себя представлял. И что она сама выгнала его, потому что Магнето уже тогда был известен в не слишком хорошем ключе. И все же, тогда было как-то полегче - до его непосредственного появления в моей жизни. До того момента, когда мне пришлось с ним разговаривать, смотреть на него и ощущать его взгляд на себе. Поначалу это ощущалось как-то странно, каким-то изменением реальности - разве может такое быть, разве Магнето действительно существует в реальности, а не только в маминых воспоминаниях, разве человек, который стоит передо мной, действительно мой отец? Разве это может быть возможно?
Я мог бы сказать ему это уже очень давно. Столько лет прошло с того момента, как я сам узнал это, и все это время я думал - и продолжаю думать - о том, что я ему просто не сдался. В Польше у него была семья, с которой он был счастлив, но это была семья, которую он сам выбрал и создал, оберегал ее по мере сил и возможностей. И кем был я - просто каким-то случайным парнем от девчонки из далекого прошлого, о которой он наверняка даже не вспомнит сейчас. "Привет, я твой сын," - еще хуже, если учесть, что мы уже общались и не раз, и столько всего успело произойти, и... и...
И просто голова от этого всего уже пухнет. Я так больше не могу. Я чувствую, что я должен быть с ним, рядом, и в какой-то момент это становится самым главным - мне уже наплевать, узнает он о том, кто я ему или нет, и как он на это отреагирует, я просто хочу быть важным ему и, возможно, полезным, и чем бы ни занималось Братство...
Единственная настоящая стычка, почти бой, между Братством мутантов и Людьми Икс, произошла буквально несколько дней назад. Она закончилась довольно быстро, причем закончилась условной победой Людей Икс - мы вернули Роуг обратно в школу, и так вышло, что спасли жизнь не только ей, но и всем жителям города. Я не обвинял своего отца в том, что тот собирался сделать - в какой-то степени я понимал его настоящую цель и его стремления, разве что, на этот раз план был недостаточно хорошо проработан и, если быть честным, вообще неудачный он был. Что это за план, в котором участвует жертвоприношение и возможная мучительная смерть нескольких сотен тысяч, если не больше людей? Да, это было ну очень уж глупо, но я действительно не обвинял его в этом.
Зато в том, что случилось после, можно было обвинять до бесконечности, и сорвать себе на этих попытках голос. Эрик пригласил меня в Братство - вот так просто, прямо в Школе, со словами "это твой выбор" он дает мне это чертово право выбора в тот момент, когда я даже понятия не имел, что мне между чем-то нужно выбирать. Почему я раньше ни разу не думал о том, как бы примкнуть к нему, почему ему нужно было застать меня врасплох - и заронить в мою голову зерно сомнения, которое буквально за пару дней выросло в гигантский розовый куст с сотнями шипов с разных сторон. Я действительно могу быть рядом со своим отцом, и я не знаю, имею ли я право пропускать такую возможность. Да, я все еще плохо понимаю логику его действий, да, мне все еще ближе убеждения Профессора, но имеет ли это значение, по крайней мере, в том смысле, который я вкладывал во все это раньше? Имеет ли хоть что-нибудь значение, кроме моего желания быть рядом с ним? Со своим отцом, которого мечтал увидеть еще в детстве, с которым медленно, но верно, выстраиваются какие-никакие (какие?) отношения. Я не мог больше сидеть в этих стенах, думая о том, что Эрик приглашал меня в Братство, что он действительно хотел видеть меня рядом с собой - и что, может быть, до сих пор ждал, что я ретроспективно соглашусь и приду. Я не мог об этом больше думать, мысли о моем отце рвали душу, и сегодня напряжение достигло точки кипения - я собрал все свои немногочисленные (в плане, действительно свои, а не одолженные или украденные) вещи. Рассказать о том, что происходит и куда я направляюсь - похоже, что без права возвращения - я смог только Скотту. Я решил, что всем остальным расскажет Профессор, если посчитает нужным, и малодушно избегал Джин, с которой, по-хорошему мне нужно было поговорить с самого начала. Но перед Джин стыдно было даже сильнее, чем перед самим собой, поэтому я отправился сразу в кабинет Профессора Ксавье - сдаваться. И прощаться, наверное.
Он отвечает негромким "войдите" на мой стук, и я открываю дверь, захожу в кабинет. У меня за спиной - рюкзак с немногочисленными вещами и тяжелый груз вины и страха. Я не знаю, что ждет меня дальше, не знаю, в какую жизнь я отправляюсь, оставляя место, в котором мне было даже комфортнее, чем дома, своих друзей, сработанную команду и девушку. Я ведь действительно оставляю целую жизнь и понятия не имею, что получу взамен. Может быть, ничего. Может быть, все будет намного хуже, чем здесь (и вполне вероятно). Смогу ли я вернуться сюда, или дезертирам вход заказан? Если судить по моему отцу, то двери в Школу открыты для всякого, кто готов вернуться. Но будет ли так со мной или, может быть, Эрик Леншерр просто занимает особое место в списке желаемых лиц?
Я паранойю. По-страшному, пугая самого себя, паранойю, осторожно прикрываю дверь за собой и отвлеченно смотрю в окно, собираясь с мыслями. За окном светло и ярко, слышатся чьи-то возбужденные голоса, обсуждающие явно что-то важное, и все это слишком мирно. А у меня такое чувство, будто я на фронт собираюсь, и кто бы мне сказал, что это не так. Разве Братство не собирается воевать? Разве это не армия, готовая действовать в любой момент? Зачем мне там быть, какое мне там найдется место и дело?
- Я... - хрипло начинаю и прокашливаюсь, и опять молчу какое-то время, не зная, то именно хочу сказать и хочу ли, действительно ли это мое решение, мной ли принятое, не пожалею ли я о нем. - Зашел попрощаться.
И все, как отрезало. Попрощаться - значит, ухожу. Твердое, заранее принятое, частями обдуманное решение, скорее, бегство, чем действительно взвешенный уход. Целый год работы в команде перекрывается парой встреч с отцом, и я чувствую себя предателем, когда смотрю в глаза Чарльза Ксавье, признаваясь в этом. Я предаю и его, и себя, идеалы и цели, которые я сам считал общими. Да, может быть, я не был согласен со всем, да, конечно, у меня возникало недовольство работой в команде, и конкретно тем, чем мы занимались - но ведь все мы были людьми, и чаще всего такие вещи обсуждались с самим Профессором...
С Мистик.
Она ушла первой - еще даже до того, как мы услышали о Братстве. Я не знаю, ставила ли она в известность Профессора, но тот явно не был удивлен. Впрочем, я тоже, Мистик и как наш тренер была довольно жесткой, и я понимал, что ее недовольство окружающим миром больше подходит под идеологию моего отца. Тем более что она поддерживала его и в прошлом.
Но сначала ушла она, а теперь уходил я - вслед за Магнето, прочь из Людей Икс. Достаточно причин, чтобы почувствовать себя предателем, лишить себя надежды и самостоятельно провести экзекуцию.

Все менялось, как всегда, слишком быстро. Чарльзу казалось, что он бежит по бесконечной спирали, каждый виток которой занимал по меньшей мере десятилетие. И каждый раз он, оглядываясь назад, с удивлением замечал, что за прошедшие годы изменилось столь многое… И одновременно ничего. Все те же лица. Все те же слова. Все те же проблемы, загнанные в каждом новом круге в очередные рамки. Все те же попытки найти оптимальное для всех решение. И Чарльз соврал бы, если бы сказал, что не боится очередного переломного момента.
Сколько их было, этих моментов? В конце сороковых-начале пятидесятых Чарльз потерял то подобие семьи, которое у него было и за которое он цеплялся так отчаянно, как только это мог делать брошенный всеми маленький ребенок. И мироздание смилостивилось, подарив ему Рейвен. Карибский кризис шестьдесят второго завершился победой, но за эту победу Чарльз заплатил очень дорого. Он потерял способность ходить. Он потерял свою сестру, своего единственного друга и женщину, которую он любил. И судьба снова решила подсластить горькую пилюлю, наградив его возможностью общения с Хэнком, Алексом и Шоном. И Чарльз смирился – в очередной раз попытался принять все, как есть, и начал жить дальше. Пока очередная война не забрала у него Алекса и Шона, а его собственные способности чуть было не лишили его психического здоровья.
Чарльз до сих пор с ужасом вспоминал то время. Его собственный мир начал рушиться в тот момент, когда арестовали Эрика. И Чарльз доломал его окончательно своими собственными руками, совершив две идущих вразрез с его собственными принципами вещи. Он проник в сознание членов правительства и заставил их сменить приговор Эрика со смертной казни на пожизненное заключение. А ведь когда-то он поклялся себе, что не будет манипулировать людьми при помощи своей силы. Дальше – больше, и вместо того, чтобы развернуться и уйти, он сам попросил включить себя в группу, проектирующую тюрьму для своего лучшего друга. Впоследствии Чарльз не раз пытался понять, что тогда творилось в его собственной голове. Почему он, который всегда гордился своей способностью слушать и слышать, даже не подумал о том, чтобы просто поговорить с Эриком. Почему он, который всегда давал людям второй шанс, который боролся до последнего за право каждого на исправление ошибок, попросту отвернулся от своего самого дорого человека. Обида? Ненависть? Отчаяние? Усталость? О, у Чарльза был целый список оправданий своих поступков, формально призванный успокоить его сердце, а фактически… Фактически Чарльз просто до ужаса боялся. Чужая боль настолько сильно его измотала, что он изо всех сил бежал подальше от своей собственной. Он отказался от свиданий с Эриком. Он отказался от своей силы. Он отрекся от своих друзей и врагов. И что в итоге? Боль копилась, копилась, превращаясь из маленькой чашки в целое озеро, в которое Эрик толкнул его жестким и справедливым «ты бросил нас всех».
Это было хуже, чем пуля в позвоночнике.
Очередной виток спирали – и каждый из них начал все сначала. С новыми знаниями, с болезненным, но столь необходимым опытом. С грузом принятых решений на плечах. Тогда Чарльз отпустил Эрика с легким сердцем. Тогда они еще не простили друг друга. Слишком многое было сказано и сделано – они оба с легкостью потрошили друг друга, препарируя чувства и мысли. А такое нельзя просто взять и простить за несколько секунд шаткого перемирия. Прощение пришло позже. Прощение приходило с каждым новым учеником, приехавшим в школу Чарльза. С очередной улыбкой на лице – той, которая возникает сама по себе, а не потому, что так надо. С каждым новым утром, когда первой мыслью после пробуждения становилось не «как мне пережить этот день», а «сегодня будет еще лучше». Прощение приходило с ощущением стабильности и простого счастья.
Они ведь были счастливы. Черт возьми, они действительно были счастливы.
Пока очередной виток спирали снова не сломал их с таким трудом выстроенные жизни.
Чарльз до последнего не хотел верить в то, что Эрик действительно его предал. Что Эрик действительно решил, что жизнь Чарльза – вполне приемлемая плата за месть. Нет, Ксавьер как никто другой понимал, во что может превратить боль и отчаяние честного и сильного человека. Но… Но он просто всегда думал, что Эрик – тот человек, которого невозможно сломать. Что Эрик – тот человек, который, доходя до вершины отчаяния, становится только сильнее. И в тот момент у Чарльза просто закончились слова. Не потому, что ему было нечего сказать – было что, и много. А просто потому, что… Что Чарльзу было безумно больно видеть своего друга таким. На его памяти Эрик плакал лишь однажды – тогда, когда Чарльз воскресил его в памяти те воспоминания о матери, которые не были связаны с концлагерем. И тогда Чарльзу не было стыдно плакать вместе с ним. Но смерть жены и дочери… Эрик выглядел абсолютно спокойным и невозмутимым. Уверенным в правоте Апокалипсиса и его плане. Но Чарльз прекрасно знал, что на самом деле Эрику нет дело до этого древнего мутанта. Там, в глубине души, Эрик отчаянно плакал – и просто хотел, чтобы не было так невыносимо больно. И надеялся, что, как в случае с Шоу, смерть поможет. И Чарльз, пожалуй, согласился бы умереть, если бы его другу от этого действительно стало бы легче. Но ему бы не стало.
Очередная отметка красным маркером в календаре – «мы пережили очередной кризис, мы готовы идти дальше». И Чарльз снова отпустил Эрика – кажется, это становилось уже традицией.
«Ты можешь заставить меня остаться»
Возможно, Эрик хотел, чтобы его заставили. Он ведь ни разу не оставался сам, и, возможно, просто хотел, чтобы ему помогли принять решение. Но Чарльз не влезал в его голову. Не хотел повторять прошлых ошибок и решать за других, как им будет лучше. В конце концов… Эрик знал, что всегда может вернуться, если действительно захочет.
Только он не вернулся.  Огорчило ли это Чарльза? Нет. Чарльз уже пережил тот этап личного развития, когда для личного счастья необходимо присутствие дорогих сердцу людей в непосредственной близости. Теперь ему было достаточно знать, что у этих людей все в порядке. И судя по тому, что он видел, Эрик был в относительном порядке. Возможно, Дженоша для него действительно могла стать тем идеальным миром, о котором они с Чарльзом мечтали в свои двадцать с лишним лет. К тому же в свете сложившихся событий с актом и надвигающейся космической угрозой Леншерр уже не лез в бутылку. Это тоже несколько успокаивало.
Сожалел Чарльз только об одном – они так и не успели закончить шахматную партию. И теперь доска с расставленными фигурами каждый вечер притягивала взгляд. С одной стороны, Чарльз не любил не завершенные дела. С другой стороны, их партия длилась всю жизнь.
Тихий стук дверь прервал череду размышлений. Чарльз перевел взгляд с доски на лежащие на столе бумаги. Так и не подписал. Отвлекся – ностальгические воспоминания преследовали его все чаще и чаще.
- Войдите.
Питер. Что ж, это было вполне ожидаемо. Чарльз уже знал, о чем Питер хотел поговорить. Ну а рюкзак за спиной окончательно расставлял все точки над «и». Питер явно не знал, как начать этот несомненно тяжелый для него разговор. Чарльз не торопил.
- Я...  Зашел попрощаться.
- Я это сразу понял, что разговор будет серьезным. Ты хочешь к своему отцу, так ведь? – Чарльз улыбнулся, жестом пригласил Питера присесть. Не в кресло напротив стола, а на небольшой диванчик возле окна. Меньше всего им обоим сейчас была нужна официальность. – Когда ты хочешь поговорить о чем-то серьезном или личном, ты всегда минут пять ходишь под дверью, потом заходишь и не знаешь, что сказать. А если дело касается чего-то… стандартного для тебя… ты вообще не стучишь, влетаешь на привычной для тебя скорости, а мне приходится искать того, кто соберет потом с пола все мои бумаги.
Чарльз мягко улыбнулся, подъехал ближе. Если бы он мог, он бы потрепал Питера по волосам, но тот еще стоял, и дотянуться не было никакой возможности.
- Но для человека, принявшего решение, которое он считает верным, ты слишком сильно расстроен. А если и уходить, то с легким сердцем. У тебя ведь немного времени на короткий разговор? Расскажи, что тебя тревожит.
Возможно, это было лишнее. Но отпускать Питера, когда у него было такое выражение лица, Чарльзу не позволяла совесть. За этот короткий год он успел прикипеть к этому мальчику так же сильно, как к своим остальным ученикам. И не мог за него не волноваться.

Я не хочу уходить. Я так отчаянно, почти до душащих слез, не хочу уходить, не хочу покидать то место, где я впервые понял, что одиночество - это не всегда благо, а люди, ну, не всегда исключительно тупые и медлительные. Ладно, может быть все еще медлительные. Но вместе с тем интересные, верные. Сплоченные. Каждый со своей точкой зрения, каждому есть что сказать по какому угодно поводу. Люди, которые принимали меня, и я, который до этого понятия не имел, что мне нужно какое-то там принятия, наверное, слишком сильно проникся этим. Впустил каждого в свою душу, если угодно, хотя это звучит слишком уж поэтично, другого определения просто не подобрать. Потому что моя команда - это не просто сборище людей с запомнившимися лицами, каждый из них был мне другом, довольно близким человеком, своего рода второй семьей. За каждого из них я беспокоился, о каждом думал, и оставляя их за своей спиной, я оставлял с ними же какую-то значительную часть себя. Пустота на месте этой части будет еще долго заживать и болеть, и этого я, наверное, тоже боялся. Я боялся этой душевной боли, и если бы была возможность, я бы, конечно, ее избежал. Но я не мог больше здесь оставаться.
Вот они, вступающие в конфронтацию знаменитые "хочу" и "должен". И то, что "должен" исходит не извне, совершенно не делает ситуацию легче, скорее, наоборот. Эдакий странный внутриличностный конфликт, найти из которого благоприятное решение настолько трудно, что кажется невозможным. Приходится делать выбор, через муки, через попытку понять, что лучше - выбирать лучшее из худшего, на самом деле, не такая уж хорошая идея. Но я все равно делаю, все равно тыкаю пальцем в необходимое, потому что хоть "я хочу" и заставляет обливаться слезами, "мне надо" заставляет обливаться сердце кровью.
В конце концов, это ведь правильно, что между друзьями и семьей я выбираю семью? Разве не так должно быть всегда? Разве семья не должна быть вместе, даже если некоторые ее члены понятия не имеют о том, что они семья.
К черту все. Мне хочется скинуть рюкзак и отправиться обратно, сделать вид, что ничего не было, что я ничего не собирал, что пришел сюда по случайности, по привычке, свернув не там в коридоре или в поисках той же самой... Нет. Не Джин. Я не хочу сейчас думать о Джин.
Потому что теперь мне кажется, что буквально все, что я говорил ей, что я делал для нее, было обманом. Потому что я снова - даже здесь, особенно здесь - чувствую себя предателем. Мне стыдно смотреть в глаза такой искренней Джин Грей и еще более стыдно от мысли о том, что она, скорее всего, все поняла бы. И поняла и приняла, такая уж она девушка - невозможно очаровательная и понимающая. Не доверчивая, но при этом открытая миру. Потрясающая. Мне было стыдно, что я бросаю ее, стыдно, что я даже не могу поговорить с ней - но с другой стороны, что я мог ей сказать? Большинство причин, толкавших меня на путь к Братству, я и сам для себя не мог сформулировать, не говоря уже о том, чтобы объяснять их кому-то другому. И это принятие того, что я сам не понимаю, было бы просто ужасным. Даже хуже, чем если бы она на меня обиделась.
Профессор, конечно, сразу понимает, зачем я пришел. От него наверняка не укрылось то, что Эрик приглашал меня в Братство, и пускай он не знает, что мы случайно столкнулись с ним пару дней спустя, он все равно не удивлен. Я настолько предсказуемый? Настолько было очевидно, что я при первой же возможности сбегу к нему? От мысли об этом делается совершенно неприятно, и я, не осознавая этого, поджимаю губы. Я чувствую себя предателем еще сильнее, чем раньше, предателем заочно, потому что сын Леншерра. Может быть, все знали, что я не задержусь здесь надолго, может быть, за моей спиной даже ходили разговоры об этом? Конечно, от меня тяжело что-то скрыть, но вполне возможно, особенно если не давать мне повода о том, что вообще существует что-то, что от меня скрывают.
Это ты хочешь к своему отцу выжигает во мне значительных размеров дыру. Это не желание; это необходимость, которая давит и не отпускает, которая толкает вперед и от которой не избавиться. Это не желание, это какое-то внутреннее требование, холодный ультиматум: или я делаю так, или жалею о том, что остался, примерно всю оставшуюся жизнь. Буду ли я жалеть о том, что оставляю все здесь? Буду, конечно, скорее всего, не меньше, но выбор уже сделан, и начинать всю эту мыслительную практику мне не хочется от слова совсем. Если я снова начну раздумывать и взвешивать, я так и останусь в этом подвешенном положении. Я так больше не могу. Мне дышать трудно от этих мук выбора, мне нужно уже хоть что-нибудь сделать, я в принципе не привык к такому медлительному разворачиванию событий, но быть его причиной гораздо ужаснее. По-хорошему, мне бы сделать это легко и резко, как сдирают пластырь с раны, но я тяну, медленно и болезненно растягиваю момент ухода. Я мог бы просто сбежать, но вместо этого я стою в кабинете Профессора и угрюмо соглашаюсь с каждым его словом.
- Я никогда не задумывался об этом, - я неловко улыбаюсь, пожимаю плечами в ответ. Конечно, он прав: при необходимости для меня ни одна дверь не помеха, но когда дело касается чего-то действительно важного, мир вокруг становился как будто в несколько раз материальнее. Я использовал любую возможность, лишь бы оттянуть тот момент, когда придется говорить, как и сейчас, когда я просто не знал, с чего начать. Я должен был заранее предугадать, что простым "ну все, пока" это не обернется, не с Чарльзом, который всегда готов выслушать и помочь, который помимо управления Школой еще и психотерапевтом на полставки работает. Я знал, что всегда могу прийти сюда и поговорить, и у него всегда найдется на меня время, но я не так часто пользовался этой возможностью. Несмотря на наличие друзей, несмотря на эту общую атмосферу теплоты и открытости, которая царила в Школе, я так и не смог избавиться до конца от своей скрытности. Большинство вещей я оставлял внутри себя и переваривал там же, только изредка делясь этим с кем-то из окружающих. Я избегал разговоров о своем отце - по возможности. Я не смог рассказать ему после победы над Апокалипсисом, когда Профессор отправил его ко мне именно за этим, и после этого мы не виделись целый год. Целый чертов год практически без единого упоминания, без вспоминания, разве что когда Мистик ушла, я сразу понял, куда она отправилась и почему. А теперь посмотрите на меня - стоило только увидеть его год спустя, как я собираю вещи и убегаю. Наверное, со стороны это выглядит отвратительно. С моей стороны так уж точно.
Я тяжело опускаюсь на диван, прячу лицо в ладонях и по-прежнему не знаю, с чего начать. Я знаю, что Чарльзу совсем не мешает то, что скорость моей мысли слишком быстрая - он читает по моему лицу буквально все эмоции. Да, я расстроен, подавлен и растерян. Да, я принял решение, которое считаю верным, но вокруг меня слишком много факторов, чтобы сказать, что это решение было однозначным. И со всех сторон правильным.
- Мне иногда кажется, что у меня есть все время мира, - я тихо усмехаюсь, не отнимая руки от лица. - Я даже не знаю, ждет ли он меня там. Я вообще могу называться его семьей, и нужна ли ему вообще семья со всей этой морокой с Братством и этими... планами, не знаю. Я не понимаю, почему я должен выбирать, почему я должен бросать все то, что есть у меня здесь - своих друзей, свою жизнь, в конце концов.
Я поднимаю голову и улыбаюсь невесело, смотрю на Профессора. Мне бы сейчас разразиться очередной бравадой, но я совсем не чувствую для этого сил. Только не сейчас. Я буквально чувствую, как перехожу какую-то грань, за которую вернуться обратно уже не получится. И эта неотвратимость действия пугает меня. Я не смогу исправить то, что сделал, и возвращение обратно будет не исправлением, а запутыванием ситуации.
- Я просто чувствую, что не могу больше здесь оставаться. Что я должен быть там, с ним, и я сам себе не могу объяснить это. Почему? Зачем я ему - и зачем он мне, если уж на то пошло? Мне двадцать три, я отлично прожил без него всю свою жизнь. Почему я вообще делаю это, почему мне кажется, что именно так будет правильнее всего?
Вот они - главные вопросы, которые я никак не мог сформулировать даже в своей голове. Теперь они оформились и были сказаны настолько легко, что было удивительно.

Она чувствовала энергию в своем теле, от которой каждая мышца находилась в напряжении. Это ощущение силы, тонкая связь с окружающим миром... Все это было уже чем-то обыденным, хоть Лорна с каждым разом испытывала странные эмоции при использовании своих способностей. Ты никогда до конца не привыкнешь к тому, что к примеру можешь летать или взаимодействовать с металлами. Подобные вещи еще долго будут поражать даже обладателя этих способностей, не говоря уже о простых смертных. В какой-то степени Лорна понимала страх людей перед мутантами. Да, они были сильными, непредсказуемыми в своих способностях и в основном бунтующими подростками, желающими что-то доказать миру. Конечно они боялись, в людях всегда был этот животный страх перед всем необъяснимым. Для того и создавались боги, на них списывали все явления природы и странных людей. Когда-то мутанты были богами, но теперь стали загнанными животными в мире, где доминирует страх и слепое подчинение.
Легкое покалывание на кончиках пальцев реагировало на металл, летящий в Лорну. Простые пули девятого калибра. Такие мелкие и смертоносные куски металла с порохом, которые создавали множество проблем людям, в основном из-за их же глупости. А проблемой человечества все еще оставались мутанты, совсем не гонка вооружений или теракты других людей. Это просто раздражало. Лорна остановила пули прямо перед собой и резким движением руки загнала их в стену. Как некрасиво, стрелять в почти безоружную девушку. Она злилась, но понимала, что страх перед ней был сильнее здравого смысла любого здесь находящегося. Полиции, агентов, притворяющихся полицией... Прекрасный вечер выдался, ничего не скажешь.
Да, она попала в передрягу по собственной глупости, но Лорна не жалела об этом. Девушка часто бросалась в самую гущу событий ради других мутантов, помогая выбраться им из плена. Только потому что кто-то помог выбраться ей и Дэйн считала своим долгом отплатить добротой за доброту. Тем более, что считала это правильным. Нельзя оставлять своих в беде, мы же не люди. Лорна прикрывала ребятишек собой, словно щитом, от всех выпущенных в них пуль. И в отличии от нападающих, девушка не посылала пули обратно в них, девушка лишь отбрасывала их в сторону. Парням спасибо стоило сказать, что в Лорне жажда крови такая мизерная. Не то лежали бы сейчас с простреленными своим же оружием коленными чашечками. Эх, не ценят нынче доброту.
Ее черная футболка с The Who была уже насквозь мокрой, как и волосы, которые то и дело липли к лицу, мешая обзору. Кожаная куртка слабо спасала от дождя, когда приходилось бегать и уворачиваться от вражеских пуль, но это не было большой проблемой. Ее товарищи так и не появились, возможно их ждали в другом месте. И те оказались в ловушке, как и сама Лорна. Продуманный ход, неужели. Она отошла к складам, чуть ли не вплотную прижавшись к одной из ржавых металлических стен. Спасенные ею мутанты хотели помочь, как-то помешать нападению, но что они могли сделать? Способности были у них так себе, да и подвергать большему риску детей не хотелось. Она отвечала за них, с тех самых пор, как спасла из очередной лаборатории. Их стало как-то много в последнее время, девушка даже слышала что главная база находилась где-то глубоко под Вашингтоном, да и в Пентагоне было припасено местечко для самых опасных. Ох как прекрасно будущее, не так ли?
В Лорне кипела ярость, ей надоело защищаться, она хотела нападать. Загнанной в угол зверушкой быть не хотелось, это отвратительное чувство лишь усугубляло положение. В теории она могла бы приковать их к стене склада одной из балок, ржавеющих просто так, на земле. Пусть дожидаются подкрепления вот так, висящими в воздухе, пусть думают о своем поведении. Расисты чертовы.
Это непередаваемое ощущение силы в каждой клеточке тела вернулось вместе с яростью. Вместе они были таким жутким коктейлем Молотова, разжигающими огонь где-то внутри. Зеленый огонь, способный все здесь сровнять с землей. В теории конечно, на практике Лорна не доходила до таких масштабов разрушения и сомневалась, что вообще сумеет сделать нечто подобное. Главное что ты чувствуешь, а не что умеешь. Наверное... В любом случае ей хватит сил, чтобы остановить эту бессмысленную стычку и спокойно отправить детей в одно из убежищ. После чего она просто расслабится там, снимет эту отвратительную мокрую одежду и насладится компанией классических фильмов. Если повезет, то даже в одиночестве. Ей не нравились компании после тяжелого рабочего дня, даже если девушка любила и уважала каждого из них. Было странно в какой-то степени просто находиться среди себе подобных, они ведь и затянули ее в эту пучину, сделав борцом за свободу. Революционером, если можно так выразиться. Она боролась за свободу своего народа, в Америке это часто делают.
Мощный всплеск энергии, сопровождаемый зеленоватыми вспышками, разнес на части пистолеты в руках полиции и "полиции". Какое-то время они еще зависли в воздухе, словно не зная куда им нужно падать. Лорна разбросала куски оружия по всей территории, после чего сделала уверенный шаг вперед, навстречу противникам и взмахнув руками еще раз, лишила их шанса забраться обратно в машины и достать еще оружия. Дверь заклинило, вот незадача.
- Из-за вас я пропускаю серию "Карточного домика", придурки, - злобно произнесла девушка, тряхнув своими мокрыми волосами, ее голос заглушал шум дождя. Можно было посмотреть ее потом, но прямой эфир всегда лучше. Мужчины были готовы идти в рукопашную с девчонкой и двумя детишками под боком, хотя желающие появились лишь из числа "полиции", а простые офицеры уже готовы были бежать. Славно, бегите к мамочке. Лорна хотела действительно вступить в бой с несколькими противниками, хоть и не без помощи способностей (кто вообще в наше время играет честно), но не успела. Недалеко материализовался человек с седыми волосами, которые почти сразу же намокли. Неужели...

Я всегда бежал вперед в одиночестве. Несмотря на то, что меня часто одергивали, говорили, что так не стоит делать - не выражая, однако, при этом беспокойство, четко и прямо проводя логическую цепочку между моими опрометчивыми поступками и возможными последствиями. "В итоге нам придется вытаскивать еще и твою задницу," - обычно говорили мне, в ответ я только хмыкал. Если бы не моя задница, хрен бы они знали, сколько там охранников, какие там выходы открыты, есть ли глушилки... Да, с последними было тяжелее всего. Я не забирался внутрь один практически на разу с тех пор, когда еще в составе Людей Икс застрял в одной из лабораторий - подставил и себя, и Джин, и да, это, конечно, послужило мне уроком, как многим и хотелось бы, но проблема была в том, что внутри и снаружи - это все-таки разные вещи. Пока они направляются на новое место, я успеваю просмотреть практически весь район на предмет путей отхода, и полностью располагаю информацией об окружающей действительности к тому моменту, как Братство появится на горизонте. Черта с два они заставят меня замедлиться. Помедлить значит умереть или обречь кого-то на смерть, а я этого не хочу, тем более что мы понятия не имеем, что ждет нас там. Может быть, дети.
Я видел немало напуганных и сломленных детей, и это было самым ужасным. Дети, которые не были виноваты ни в чем, дети, которые просто родились не такими - каждый из нас мог бы быть на их месте, многие и были. Слишком многие прошли через этот ад, через боль и страх, и никто не знал, когда это кончится. Кончится ли вообще когда-нибудь. Сейчас мы делали только то, что было в наших силах, то же, что делали всегда - спасали ни в чем не повинных мутантов, вытаскивали их из лабораторий и тюрем, помогали добраться до безопасного места - до Дженоши или Школы, неважно. Главное, что и там и там им больше не угрожала опасность, никто не мог забрать их оттуда и заставить снова переживать этот ужас. Все остальное не было проблемой.
Разницы между Братством и Людьми Икс не было практически никакой - и те, и другие занимались одним делом, и уж кому, как ни мне, было это знать, в конце концов, я успел побывать под обоими флагами. Но Люди Икс были связаны по рукам и ногам законами, политикой, необходимостью защищать еще и Школу. Хэнк активно разворачивал свою кампанию по защите мутантов и, кажется, Джин ему в этом помогала, но пока они шли к миру мелкими шажками шариковой ручки, умирало множество мутантов. И здесь в игру вступало Братство.
В Братстве было легче, Братство действовало независимо и смело, откровенно наплевав на все законы и политические/секретные организации. Нам было наплевать, кто и что говорит, что с мутантами можно делать, а что нельзя. Мы действовали тогда, когда Людям Икс что-то мешало, и нас всех, казалось, это устраивало. Изнутри конфликт смотрелся совсем не так, каким казался, пока я был в команде Профессора - да, может быть, Братство и было похоже на агрессора, но разве сами люди не были агрессорами? Они вламывались в чужие дома, они забирали детей, держали их в лабораториях, на таблетках и уколах, ставили над ними эксперименты - над ни в чем не повинными людьми! Господи, я не уверен, что позволил бы делать такое даже с самыми отъявленными преступниками. Чем они думают, почему у этих людей нет мозга - разве они позволили бы так издеваться над собой? Над собственными детьми?
Может быть, это война. Война разума против безволия, война против стереотипов и животного страха перед неизвестностью. Не против людей, потому что не все люди плохи, потому что многие из них когда-то были и может быть даже остаются нашей семьей, нашими друзьями, возлюбленными. Но против убеждений, против страха, который и порождает эти идиотские законы. Мутанты могут быть угрозой обществу? А подросток с ружьем не может? Мне вспомнилась старая история о пареньке, который перестрелял половину школы в столовой просто потому что ему захотелось. Разве это не значит, что люди должны изолировать всех подростков? Всех мужчин? Отрезать им руки, чтобы те не могли взять ружье? Хоть что-то из этого?
Нет, конечно, потому что это полный идиотизм. Но почему это тогда работает с мутантами? Почему то, что кажется дуростью по отношению к обычным людям, отлично работает против мутантов? Я, наверное, недостаточно умный, чтобы понять это, может быть, Хэнк понимает, но именно поэтому он там, в политике, доказывает и добивается свободы, а я здесь, буквально обеспечиваю эту свободу.
Я открываю дверь фургона под возмущенные возгласы остальных членов Братства и ухмыляюсь, бросая им "увидимся там". На улице дождь, но это не мешает ни моим очкам, ни плееру, потому что капли просто не успевают упасть, пропитать мои волосы и куртку - просто отталкиваются, сдвигаются в сторону. Даже не брызги пока не разлетаются, нет у них на это времени. Дождь - это неплохо и местами забавно, но не опасно ни в коем разе, да что мне, я океаны перебегаю за пару минут, было бы чего бояться. Но такая погода - отличная помеха для людей, они хуже видят, да и их эмоциональное состояние расшатывается еще сильнее, настроение портится, отсюда больший процент ошибок. По крайней мере, у тех двоих, которых я заметил по дороге, были довольно печальные лица - хотя они, скорее всего, страдали от того, что у них сорвались какие-то воскресные планы. Не унывайте, парни, с этим вызовом и у меня все сорвалось.
Я уже был рядом с местом, когда заметил во дворе около здания какие-то зеленые всполохи. Это не было похоже на обычный свет, даже на светодиоды не слишком-то смахивало, свет был немного размазанным по краям, словно бы самостоятельно появившимся в пространстве, независимо от каких-то человеческих технологий. Эдакий природный огонь совершенно не природного цвета - и черт, да, скорее всего, это какой-то мутант использует свою силу. Нельзя было нас дождаться?
Я бегу еще быстрее и, наконец, оказываюсь на месте. Ну да, все как я и думал - искореженные машины, погнутое оружие, напуганные люди, нападают на какую-то зеленоволосую девушку и детей позади нее - как им всем вообще удалось выбраться? Сколько народу еще находится внутри? Так, нет, ладно, время уходит, нужно действовать последовательно.
Первая мысль - просто запереть их в машинах и спустить колеса, чтобы не могли ничего сделать, оружия-то у них нет. Но дверь не поддается, видимо, эта девчонка их заклинила. Ладно. У одного из охранников, выходящих из здания, вскинут пистолет и направлен на всю компанию во дворе, и к нему я направляюсь в первую очередь. Вытащить оружие из пальцев не представляет никакого труда, равно как и ударить им по виску - от боли он осядет на пол и не будет способен на продуктивные действия еще как минимум пару минут - целую вечность. Ребят во дворе можно связать друг с другом валяющимся на земле проводом как крысиного короля - то, что провод находится под напряжением, я замечаю уже в конце своих действий, за что мысленно и извиняюсь перед людьми, хотя понимаю, что спустя секунду они, скорее всего, расстанутся с жизнью или большей частью участка своей кожи. Но они, кажется, сами выбрали этот путь, а мне, простите, нужно детей спасать.
Я уже собираюсь остановиться, когда замечаю небольшую группу людей за завалами - с ними тоже разобраться несложно, обрушить эти завалы на них, и те не вылезут из-под бетонных блоков самостоятельно. Хорошо. Теперь остается эти девчонка и дети. Ну это так, на начало, сейчас сюда приедет Братство, и мы двинем внутрь. Но этих хорошо бы хотя бы просто вытащить за пределы территории.
Я, наконец, останавливаюсь неподалеку от нее - не хватало еще напугать и получить свою порцию недомагии. Слева от меня искрит провод и кричат люди, а я смотрю на нее и понимаю, что господи, женщина, рядом с тобой дети, закрой ты им глаза или уши, или и то и другое, они же смотрят, как люди горят, они слишком маленькие для этого! Я подхожу ближе, чтобы вывести ее из возможного шока, я сам сейчас на нервах, и мне нужно как можно скорее вывести их отсюда - как минимум навстречу машине, которая сможет увезти их отсюда - и замираю на полпути.
Потому что лицо девушки кажется мне знакомым.
Кажется - потому что такого просто не может быть. Потому что это невозможно, совершенно невозможно просто потому что в мире такого быть не может. Потому что у этой девушки лицо моей сестры, лицо моей Лорны, растерянной, но не напуганной не капли, потому что я отчаялся найти ее, потому что я прочесывал каждый чертов сантиметр этой чертовой огромной страны, потому что я искал ее до тех пор, пока у меня не сбилось дыхание, и после этого просто продолжал бежать. Потому что каждая вскрытая мной лаборатория, каждый спасенный мной мутант были во имя ее - и в надежде, что следующим мутантом окажется она. Потому что я не видел ее так давно, что успел бы забыть, если бы не наши совместные фотографии, потому что из-за нее, из-за неспособности найти ее я отправился в Братство. Это не она. Это просто не может быть она.
Лорна.
Мне было восемь, когда она появилась, и я отлично помнил ее круглые от удивления глаза. Она любила залезать на стул, упираться в него коленями и, положив подбородок на спинку, в таком положении смотреть мультики. Мы до бесконечности могли играть в монополию, и она всегда вопила, что я что-то заменил и что она заметила, как штора от ветра болтается, а я, смеясь, доказывал ей, что не двигался с места, а штора - так окно открыто, ой нет, стой, вот теперь открыто, видишь, я не жульничал! Я притаскивал ее любимые конфеты, и мы вместе прятали их от мамы. Я собирал ее в школу, провожал ее домов загадочных многочисленных подружек, покупал куклы и пытался заплетать косички. Приемная или нет, Лорна была моей маленькой сестренкой, и я был готов отдать за нее жизнь, если бы это потребовалось - и, конечно, вся моя жизнь разрушилась по кускам, когда она пропала.
Мама сказала, что ее вытащили прямо из дома. Не дали собрать вещи, не дали даже попрощаться. С тех пор ее никто не видел, и теперь, вот, она стоит передо мной, живая, свободная, так удивительно повзрослевшая за это время, что мне становится стыдно. Это моя вина, я не смог защитить ее, спасти, сколько всего она пережила? Через что ей пришлось пройти по моей вине?
- Лорна, - наконец, говорю я вслух, и по моему ледяному от дождя и ветра лицу текут горячие слезы. Черт с ними. Во-первых, никто не заметит. Во-вторых, даже если заметят - какая, к черту, разница? Я ведь нашел свою сестру, наконец-то, и она жива, а это самое главное, это всегда было самым главным, только это и поддерживало меня все это время.

Однажды тебе начинает казаться, что сны не такие уж и странные. Однажды ты понимаешь, что мир вокруг тебя - не сплошная иллюзия, и все происходящее есть на самом деле. Мутанты? Пожалуйста, мир наполнен ими, сражающимися за шанс жить. Супергерои? Да, они существуют не только на страницах комиксов, вокруг все оказывается реальным. Со временем ты даже перестанешь видеть разницу между сном и бодрствованием, вот насколько сильно меняется мир вокруг. В одно мгновение, по щелчку пальцем, ее жизнь кардинально поменялась. Зеленый цвет стал проблескивать из-под коричневых прядей, ее природа рвалась наружу, чтобы явить себя миру. Легкое покалывание стало частым спутником, зеленые огоньки стали отражать атаки и окрасили мир новыми красками. А простая жизнь превратилась в выживание...
Вот так меняется реальность у всех, кто по человеческим параметрам не вписывается в их стандарты. Все изгои, фрики, мутанты... Они остались в стороне, сражаясь за свое существование. И это было несправедливо. Все, что с ними происходило. Лорне было дико даже подумать о том, что кто-то мог бы напасть на детей только из-за их особенностей. Не то, чтобы они были опасными... Девочка была крайне слабым телекинетиком, а мальчику просто  не повезло родиться с кожей другого цвета. Но их боялись, человеческие умы придумывали себе картины массовых беспорядков и тотального хаоса с участием этих мутантов. Только потому, что они бы сами так поступили. Мерзкие люди с их крошечными, маленькими мозгами... Поэтому Лорна сражалась сейчас, стоя под проливным дождем, промокшая до нитки, и до последнего собиралась отражать атаки. По крайней мере, таков был ее план. Пока другие из сопротивления не забрали бы их как можно дальше отсюда.
Вот только знаете, у планов есть замечательное свойство идти наперекосяк. Как случилось и сейчас, когда из темноты возник старый, до боли знакомый силуэт. Конечно он оставался собой, с платиновыми волосами и схожим вкусом в одежде. Это был один из тех случаев, когда было сложно разобрать - ты видишь сон наяву или это все взаправду. На мгновение она теряет бдительность, чтобы лучше рассмотреть иллюзорного брата под проливным дождем. И вместо такого эмоционального, искреннего воссоединения, она лишь улыбается. В какой-то момент понимает, что не может себе сейчас этого позволить. Ради детей. Ради будущего, которое так яростно защищает ценой собственной жизни. Девушка с новой силой прижимает копов к их машинам, не давая даже попытки дотянуться к любому виду оружия, и снова оборачивается к брату. Да, это действительно он, такой же ошарашенный, и видимо не ожидавший столь странной встречи.
Будь у нее выбор, то Лорна бы подбежала к нему и крепко обняла, как может только она. Но у нее давно не было выбора, теперь нечто более важное стояло на первом месте. Как когда-то ее прежняя семья.
- Забери отсюда детей и мы поговорим. - с неожиданной мягкостью произнесла девушка, немного громче обычного, чтобы ее слова не утонули в каплях дождя. Заметив, что братец плохо отреагировал на просьбу, Лорна повысила тон и сверкнула глазами в его сторону, - Ну же! -  Дети напуганы, они не знают что происходит и с кем им нужно идти теперь. Но Лорна жестом указывает новым беглецам идти за братом, их ангелом-спасителем на этот вечер. А дальше... Их жизнь станет чуточку безопаснее, подальше от ужасов лабораторий и отреченных от них родителей. И когда-нибудь, наверное не слишком скоро, каждый ребенок с Икс-геном сможет обрести счастье, в том или ином виде. Иначе вся эта борьба будет напрасной, потерянные жизни никто не сможет вернуть.
Питеру не понадобилось много времени, чтобы спрятать детей в безопасном месте. Она недолго была наедине с полицейскими, которые дергались у машин словно прижатые пальцем тараканы. Он смотрел на сестру непонимающими глазами, словно видел призрака. И Лорна его понимала, сейчас она выглядит совсем иначе. Даже недавно нанесенная краска сошла под напором ледяного дождя, и яркие зеленые пряди поблескивали в свете фонарей и полицейских мигалок. Дэйн выглядела как одна из тех участниц рок-группы, которые старалась как можно сильнее выделиться на фоне толпы. В ее глазах было нечто новое, этот опасный зеленый огонек, которого наверное раньше не было видно. Ярость, которая управляла всеми этими силами, которая управляла юной мутанткой. Этого раньше не было, люди открыли в ней эту новую грань личности. Монстра с зелеными глазами, который не боится пролить кровь ради собратьев. Думал ли он когда-нибудь, что милая и добрая девочка превратится в это? Едва ли, она и сама не подозревала...
- Нужно убираться отсюда, пока нас не отследили. У этих придурков есть глаза и уши повсюду. - Лорна еще раз окинула взглядом полицейских и с презрением вжала их сильнее в машины, после чего ослабила хватку, от чего они рухнули на землю словно мешки с мусором, и была готова убегать. С каждым разом становилось все сложнее убегать, она ненавидела это делать. В глубине души девушка знала, на что способна и что может сделать с людьми. О, она бы не убегала... Но каждое действие влечет за собой последствия, и теперь, когда она отвечает за небольшую группу изгоев, рисковать так было бы попросту глупо. Мир стал намного сложнее, по сравнению с беззаботным и чистым детством. Словно той Лорны не было уже в живых, а из ее праха родилась новая. Революционер, боец, Полярис.

Я видел ее в последний раз полтора года назад. Полтора года - невыносимо большой срок, слишком большой для той, кого однажды вытащили из дома, прикрываясь словами о законе и безопасности, и так и не вернули обратно. Я долгое время не хотел, отказывался верить в то, что за всем этим стоит правительство - но сейчас фактов было предостаточно, и противиться им я не собирался. Какой смысл защищать правоохранительные органы, когда у нас на руках были все доказательства их причастности ко многих пропажам мутантов. Считалось, что они, мутанты, нарушают закон, но под это нарушение закона подводились такие вещи, за которые обычным людям не то, что срок бы не дали, а наоборот, похвалили бы и медаль выдали. Например, самозащита. Обыкновенная, казалось бы вещь, обязательная для каждого, но если у тебя есть сверхспособности - ты в мгновение ока превращаешься из жертвы в агрессора, который угрожал жизни других. И ладно бы так, но ты не имеешь права называться жертвой вообще, ты чудовище и тебя нужно держать в изоляторе, время от времени тыкая в вены, мышцы и мозг иглами, чтобы понять, как именно ты устроен. Не делая ничего, ты становишься изгоем и врагом общества номер один, без малейшей возможности вернуться к нормальной жизни. Это ужасало. Это пугало до дрожи. Именно это заставляло других скрываться и всю жизнь жить в тайне - попробуй покажи всем, что ты мутант, и ты потеряешь все - родных, работу, собственную жизнь. На тебя нацепят ошейник как на собаку и оставшуюся часть своей жизни ты проведешь в тюрьме или лаборатории. Или и там и там вместе.
Хуже всего было узнать, что за этим действительно стоит правительство. Что они прикрываются этими безумными законами, интерпретируют их так, как сами захотят, крутят словами так же легко, как Хэнк - но если тот был политиком, то они, полчища прокуроров и судей, бесконечная вереница одних и тех же лиц, превращали судебное разбирательство в конвейер по переработке мутантов. И если ступал туда полноценный член общества, то выходил изгой и урод, место которому в карцере и нигде больше.
Это было сложно вытравить из них, пожалуй, с этим было сложнее всего, сложнее даже, чем просто вытащить их из этого ада. Ад оставался внутри их головах, травил и душил их как газ, не давал спокойно жить, даже дышать спокойно не давал. Вытащить из головы очередного спасенного мысль о том, что он неправильный и уродливый, было бесконечно трудно, и я был так счастлив, что не я должен был этим заниматься. Я не был уверен, что у меня получилось бы. У меня самого никогда не было таких проблем, я всегда абсолютно понимал и принимал себя, я знал свою способность потому что она была неотъемлемой частью меня, и скрывать ее не было ни желания, ни смысла. Но это был я, и мой опыт не распространялся на других людей.
На Лорну он не распространялся тоже.
Насколько странно было узнать, что моя сестра тоже была мутантом. Я проводил с ней большую часть своего времени, пока она не решила неожиданно, что слишком взрослая для игр в чаепития со старшим братом, я помогал и поддерживал ее во всем, пытался помогать в учебе и отношениях с людьми, а потом оказалось, что всю свою жизнь она скрывала от меня то, что она мутант. Они обе - и Лорна, и мама, потому что та исправно красила ей волосы, скрывая зеленый цвет, и учила молчать. Конечно, со мной у нее такое не прокатило, так почему бы и не попробовать с Лорной. Плюс то, что я могу свалить буквально почти из любой трудной ситуации, а Лорне пришлось бы сложнее - но почему об этом не знал даже я?
Это было немного обидно - это было чертовски сильно обидно, если честно, и если бы у меня было время об этом думать, я бы как следует обиделся на свою младшую сестру за то, что она скрыла от меня этот маленький ничего не значащий факт. Но я узнал об этом только после того, как она пропала, и ни времени, ни сил на обиды не оставалось - я должен был ее найти. Найти и спасти.
Но полтора года поисков привели меня сюда - к взрослой зеленоволосой девушке с твердым и решительным взглядом.
Я смотрю на нее и не могу поверить - когда я видел ее в последний раз, она была совсем не такой, да и кто бы мог поверить, что она станет такой, какой я вижу ее сейчас. Лорна сейчас больше похожа на меня, чем когда-либо: она знает, что делает, она решительна и тверда в своих действиях, и я задаюсь вопросом - как долго она этим занимается? Спасает людей? Ведь она явно не сама только что выбралась - одежда не та, и этот взгляд. Она не смотрит напугано и затравлено, как все спасенные, как даже те дети, которые стоят за ней, прижавшись друг к другу.
Дети. Лорна кричит на меня сквозь пелену дождя и я понимаю, что их нужно спрятать как можно скорее - и медлю только для того, чтобы они оба - и мальчик, и девочка - подошли чуть ближе. Тогда уж я хватаю их обоих и отправляюсь в увлекательное путешествие до фургона, где распахиваю дверь и усаживаю обоих с наибольшим комфортом. Домино потом с меня, конечно, три шкуры содрать попытается, но детям сейчас меньше всего нужны прогулки под проливным дождем и дулом пистолета. Я возвращаюсь к сестре, и для нее это выглядит так, будто мы телепортировались - но она ведь знакома со мной с самого рождения, она знает, как это происходит, сама не раз каталась со мной на другой конец города. Правда, там и обстоятельства были другие, и мы сами были совсем другими людьми - детьми, скорее. Кажется, что это было в какой-то другой жизни, никак не относящейся к нам. Мы оба вне закона, я - сын самого известного террориста в мире, она, судя по всему, беглая преступница. Та еще семейка из нас.
Лорна говорит, что нам нужно убираться отсюда, но я кручу головой в попытке понять, насколько быстро едет наш фургон. Полицейские снаружи здания полностью обезврежены нашими общими усилиями, но знает ли она, что там внутри? Почему всего двое маленьких детей, где все остальные мутанты, и был ли тут еще кто-то? Здание не выглядит новым, но это обычно мало что означает - обычно лаборатории располагают в подобных местах, чтобы ни у кого и мысли не возникло о том, что именно там происходит. Как правило, оно работает наоборот. Как правило, именно из-за этого их так просто найти - смешно и глупо, что до этого до сих пор не догадались.
- Нет, стой, - я не двигаюсь с места, когда она уже собирается направиться к выходу. - Ты была внутри? Там кто-нибудь остался? Сюда едет остальная часть Братства, я не тут один, мы должны вывести всех.
И здесь мне в голову залезает резонный вопрос - а с кем тут она? Тоже ведь не одна, наверное? Нет, моя сестра не может быть настолько глупой, чтобы соваться в такое пекло, как это, в одиночку. Разве что ради кого-то?

Американское сообщество расколото на две части: одни уверены, что законы касательно немагов необходимо оставить в сохранности, если не ужесточить, другие, оглядываясь на опыт остальных стран, утверждают, что правила необходимо смягчить. И казалось бы, обычное политическое противостояние, если бы не одно "но".
Это 1963 год, и здесь ничего не может быть обычным.
Разговоры о принятии поправок к Статуту о секретности ходили уже давно. В плане отношений с немагами американские волшебники всегда были гораздо консервативнее британских, но знаменитое Британское Вторжение испортило все.

Это был переломный момент в моде, музыке, свобода духа, еще легальная марихуана, война во Вьетнаме еще даже не началась, и начало 60-ых это дух абсолютной свободы, шагающей во всему миру, очередное "потерянное поколение", потому что большинство из молодежи родилось во время или после войны, и на их веку вообще ничего плохого не происходило, только жизнь и свобода, дыши не хочу. На фоне этого запрет на любые контакты с немагами кажется потрясающе расистким, мгновенно ставшая известной "Фабрика" Энди Уорхола собирает множество молодых магов, волшебники постепенно проникаются ярким и крикливым духом свингующих шестидесятых, слушают Битлз и двигаются в общем ритме свободы.
Это то время, когда одно неосторожное движение может сломать весь мир. То время, когда волшебники, не видевшие войны и читавшие о столкновениях только в старых пыльных томах, не верят по-настоящему в то, что секретность так уж необходима.
И именно на этом поднимаются революционные настроения, во главе которых встает выпускник Ильверморни Питер Максимофф и его сестра Ванда. Они агитируют за скорейшее слияние двух миров и отмену любых запретов на общение между немагами и волшебниками. Более старшие - и умные - понимают, что это будет грозить крахом всему - их спокойным жизням, укладу Америки, всему миру в целом - но за близнецами Максимофф стройным рядом идет молодежь, не оглядываясь на опыт прошлых поколений, а если и оглядываясь, то только чтобы сказать, что все это давно устарело.

пока список пуст