По-странному, именно здесь, в мире с полным отсутствием цивилизации, где почти все, встреченной мной, пыталось меня убить и/или сожрать (опционально), я умудрялся наталкиваться на философские мысли гораздо чаще, чем в своей прежней - прошлой - жизни. Я всегда с презрением относился к философам (к чему разводить умственные эксперименты, когда можно ставить настоящие? думать каждый дурак может, а вот действовать - нет, совсем нет), но именно здесь до меня понемногу начала доходить суть их работы.
Философия - удивительная вещь. Лишенный возможности думать о чем-либо помимо собственного выживания, я всегда умудрялся находить время для размышлений. Является ли этот мир созданием того, кто представился мне как Максвелл, или существовал и до его появления здесь? Он что-то вроде короля этого мира? На что распространяются его силы? Умирает ли он так же, как обычные люди, можно ли, к примеру, свернуть ему шею?
Как долго я еще смогу продержаться?
После ужасов первых дней, после панических попыток не умереть от ужасающей и опасной ночной тьмы и постройки самой первой базы - от нынешнего моего места жительства она находится на условном севере острова - я буквально чувствовал, как мой мозг отмирает по кусочкам. Думать было трудно, в те дни вообще все было трудно - рубить деревья, тащить на себе невообразимое количество вещей, есть обожженную в костре морковь, потому что на пустой желудок убегать от тварей, населяющих этот мир, было тяжело. Но потом все постепенно пришло в норму - настолько, насколько было возможно в такой ситуации. Руки привыкли делать, голова привыкла мыслить упрощенными категориями, что нужно для того, чтобы сделать очередную необходимую вещь, по какой тропе удобнее и быстрее пройти к необходимому месту. Всегда иметь рядом с собой минимальный набор для разжигания огня - не раз и не два тьма заставала меня далеко от лагеря, приходилось пользоваться подручными средствами, чтобы не погибнуть так глупо.
Глупо.
Я был пещерным человеком - без каких-либо благ цивилизации, к которым я привык за свою прошлую жизнь, окруженный дикими зверьми, неизвестными науке, пытающийся устроить свою жизнь так, чтобы она продолжилась как можно дольше. Я оказался в той части своей жизни, когда думать было опасно. Собственный разум стал опасным для меня, потому что помимо знаний о научной машине и экспериментов по созданию новых вещей там роились действительно опасные мысли.
Чего мне стоит размозжить себе голову о какой-нибудь камень? Прекратить эти страдания? Не зажигать костер ночью, милосердно позволить той твари, что скрывается во тьме, себя убить? Поддаться безумным животным, непогоде, чему угодно, сделать то, для чего они очевидно были созданы? Какой смысл жить дальше, пытаться выжить в этом жутком и недружелюбном мире, если даже надежда вернуться назад - призрачна и зыбка?
Это были опасные мысли. Даже прикасаться к ним было опасно - слишком велика была вероятность поддаться им. Это был самый легкий вариант из всех возможных - просто сдаться, но черт возьми, это означало, что он победит! Этого я не мог допустить. И даже если у меня не было возможности вернуться обратно в свой мир, к своему тихому существованию в частном доме с экспериментами и наукой, даже если я никогда не смогу этого сделать, как минимум одна цель в жизни у меня была. Проверить, насколько живуч этот ублюдок. Заставить его пройти через все круги ада, заставить его, наконец, понять, что он выбрал не того человека. С Уилсоном Персивалем Хигсберри шутки плохи!
Поленьев было предостаточно - я старался перемещаться между несколькими биомами, чтобы не вызвать гнев древесных чудовищ, и умудрился набрать неплохое количество бревен. По пути мне попался куст с ягодами, и я посчитал это хорошим знаком - выкопать бы его, чтобы посадить рядом с лагерем, да лопата осталась в том самом лагере. Наверное, нужно будет потом вернуться за ним - планы на завтра я пока не выстроил, так что этот поход можно будет включить. Главное, не забыть лопату еще и завтра. Не то, чтобы она была нужна мне так часто, но иногда мне попадались вещи, которые неплохо было бы иметь в непосредственной близости.
Лагерь разрастался по мере моего нахождения там. Сейчас вокруг кострища стояло несколько сундуков с вещами разной степени важности и пара грядок, на которых я старательно выращивал растения да две машины - научная и алхимическая - которые оказывали мне невероятную помощь в создании необходимых вещей. Я сложил бревна рядом с одним из сундуков и посмотрел в стремительно темнеющее небо. Здесь были просто ужасные вечера - хотя, с другой стороны, здесь было не так уж много хоть сколько-нибудь приятного. Но закатов тут не было - просто быстро темнеющее небо, оставляющее тебя в мире, полном страшных теней.
Я торопливо разжег костер и уставился на огонь. До полной тьмы еще было время, сидеть, сложа руки не хотелось. Подумав еще немного (промедление всегда, всегда грозит смертью), я все-таки схватил лопату и отправился к кусту, который приметил раньше. Отсюда недалеко уйти, я быстро управлюсь, тьма не успеет захватить этот мир. Наверное.
По мере отхождения от спасительного огня, я чувствовал себя все хуже. Логово пауков находилось не очень далеко отсюда (как-то мне пришлось раззадорить их, чтобы получить побольше паутины - лучше бы я это не вспоминал!), но ночью они становятся невероятно активными. Не наткнуться бы на них.

Все это в действительности не заняло много времени - подгоняемый все больше сгущающейся темнотой и собственными страхами, я в считанные минуты вырыл злополучный куст и отправился обратно к лагерю, где призывно мелькал костер. Однако не дойдя до него, я услышал чей-то голос и замер как вкопанный.
Это...
Этого не может быть.
Голос!
Человеческий. Женский. Голос! Настоящий голос! Кто-то говорящий, кто-то живой, разговаривающий, настоящий!
- Я!
Я выскочил на поляну, бешено улыбаясь и размахивая кустом в одной руке и лопатой в другой, совершенно не задумываясь о том, что сам могу выглядеть жутко - перемазанный землей со странными вещами в руках и с почти фанатичным блеском в глазах. Но человек! Настоящий челочек! Здесь было от чего потерять голову.

Во всем был виноват исключительно научно-исследовательский интерес. Разумеется, кого нам еще винить, кроме как не его, этот вездесущий интерес, этот бич всей человеческой расы, коей во всем этом мире раз и обчелся. То есть буквально, раз - и все, один Уилсон здесь и больше никого на многие мили вокруг. Да что там мили, взгляды, горизонты - здесь больше никого нет, и я знаю это так же хорошо, как то, что зимой падает снег, а рогатые зайцы достаточно глупы, чтобы попадаться в мои кустарные ловушки.
И ведь не то, чтобы мне было нечем заняться! Когда ты находишься на острове без каких-либо признаков цивилизации (свиньи, живущие в чудных домиках не в счет), ты не можешь позволить себе задержку. Особенно если принять во внимание тот факт, когда каждая ночь в сутках становится настолько непроглядной, что ты не можешь увидеть ничего дальше освещаемости костра, а сам костер становится для тебя спасительным - единственной вещью между тобой и неминуемой гибелью. Я никогда не боялся темноты, даже в детстве, но попав сюда, я понял, почему некоторые люди старались держаться поближе к свету.
Никто не знает, что может скрываться в темноте.
В данном конкретном случае совсем не "может", а скрывается в действительности. Эта сущность, кем бы она ни была, подстерегала меня каждую ночь. Иногда мне казалось, что я слышу ее дыхание. Иногда ее цепкие тени-руки ползли к моему огню в попытке затушить его. В таких условиях трудно было оставаться в здравом уме, особенно мне, человеку, давно отринувшему все мистическое и ненаучное. Но в этом мире были свои правила - правила, которых я почти не знал, и незнание которых вело тебя к неминуемой гибели. Выживание здесь сродни хождению по минному полю - никогда не знаешь, какой именно шаг уничтожит тебя полностью, не оставив никакой возможности спастись.
Но один закон здесь все же неукоснительно соблюдался - каждое действие порождает противодействие. И наоборот, впрочем, тоже. Иначе я никак не мог объяснить тот факт, что помимо очевидных и безумно жутких вещей здесь существовали и приятные закономерности, эдакие подарки судьбы, сильно упрощающие неожиданно сложную жизнь.
Во всем нужно искать что-то хорошее, иначе так и свихнуться недолго - и кто знает, что будет потом. Об этом "потом" я старался не задумываться, даром что проходил почти каждый день мимо кладбища неподалеку от своего лагеря. Мне не хотелось умирать, не сейчас и точно не в таком месте, я всеми силами пытался выбраться отсюда и яростно верил, что у меня это получится - не видел причин не верить. Но кладбище...
Некоторые надгробия были пустыми, но холмики земли под ними явно намекали на то, что там все же кто-то покоится. На некоторых были имени - только имена, без последних слов, цитат или дат - хотя последнему нечему было удивляться, словно бы в этом месте существовал календарь или можно было бы просчитать сегодняшнюю дату. Я почему-то был уверен, что даже времена года здесь не совпадают с тем миром, который был моим родным - хотя не мог припомнить, когда именно Максвелл выдернул меня оттуда.
На одной из них было мое имя.
Я долго раздумывал об этом, ходил мимо нее и снова читал одну дурацкую строчку в надежде, что мне показалось, что я слишком спешил или боялся или просто был невнимателен и прочитал неправильно. Я... я ведь не мог умереть здесь, это был какой-то совершенный бред, вот я стою здесь, из плоти и крови, перед собственной могилой...
В конце концов я запретил себе думать об этом. Я сказал себе, что все это проделки Максвелла, чтобы выбить меня из колеи и столкнуть на кривую дорожку безумия - о, этот демон именно этого и добивался, если и было что-то, в чем я был уверен на все сто процентов, так это в его желании свести меня с ума. Но я не поддамся, я не верю, отказываюсь верить, что это моя могила. Если моя, то кто написал это на надгробии? Кто его поставил, кто так любезно выкопал могилу, а там - кто знает - сделал гроб?
От этих мыслей становилось дурно.
Так что в один из не слишком прекрасных дней я просто взял лопату и отправился на кладбище. Это всего лишь интерес ученого, ничего больше. Кто знает, возможно, там окажется что-нибудь интересное - не мой разлагающийся труп, конечно же. Но в любом случае, у людей есть обычай класть мертвецу в могилу какие-нибудь вещи. Трупам они вряд ли понадобятся, а вот мне еще как. Мне может понадобиться абсолютно что угодно, даже если я сам еще не знаю, что и зачем.
Я остановился перед могилой, над которой было выгравировано мое имя, и решительно воткнул лопату в землю. Пускай подавится своими попытками, я так просто не сдамся. Даже если там будет... что-то... я уверен, что найду этому научное объяснение, по-другому и быть не может. Ну а если нет, то я совершенно не удивлюсь, добрая половина вещей в этом мире - бутафория, странно было бы, если бы могилы ими не были. Их ведь здесь так много, а я один, и всегда был один, и никогда не видел ничьих следов здесь.
На дне могилы, как я и ожидал, не оказалось ничего. Ну как ничего, гроба там точно не было. Я презрительно фыркнул в пространство - слышишь, Максвелл? - и уставился на вещь, которая была скрыта под землей. Какой-то узел, не распутать, запутался намертво. Но кто знает, что понадобится мне в будущем!
Я упираюсь руками в сырую землю, чтобы вылезти из могилы, но какой-то звук заставляет меня замереть. Что-то упало. Что-то, кажется, из моего рюкзака, который...
Но тут раздается гром, и я как ужаленный подскакиваю - выпрыгиваю из могилы, одновременно с этим пытаясь понять, что только что произошло. Никакого дождя, только гром, ослепившая меня на мгновение молния - и снова тишина. Я что-то сделал?