прототип: dylan o'brien;
edward cantor dean [эдвард кантор дин] бывший наркоман, настоящий стрелок; "извлекает" вещи из дерева (создает магические артефакты) и шутит тупые шутки, вспыльчивый, но верный |
«Первый — молодой, темноволосый. Стоит на границе между разбоем и убийством. Демон вселился в него. Имя демона — героин».
- Эдди! - громкий, визгливый голос матери ужом обвивается вокруг шеи, крутится черной кляксой, закупоривает дыхательные пути, не дает сделать вдох. Трансформируется на полпути в голос старшего брата, требовательный и насмешливый. - Эдди!
Эдди Дин сидит в их грязной гостиной и взирает на великого мудреца и выдающегося наркомана, нос у него в белой пыли, и Генри покатывается со смеху, глядя на него. "Посмотрите, - услышал бы Эдди, если бы захотел. - Посмотрите на него, моего младшего братишку, сидит тут и ждет своей дозы, а ведь совсем недавно ломался как девчонка, да он и есть самая настоящая девчонка!" Но Эдди не хочет, Эдди под кайфом и максимально расслаблен, он улыбается своему брату и, получая ответную улыбку, возносится на небеса чистого кайфа.
Перевезти наркотики не трудно, на самом деле ужасно легко, если только не привлекать внимания. Ему все это говорят, твердят каждый на свой лад, только не провались ни в чем, не давай им повода заподозрить тебя в чем-то, потому что если уж заподозрят, то не отстанут. Эдди Дин сидит в самолете на пути в Нью-Йорк, под рубашкой несколько слоев скотча, и человек, который готовил его, действительно знал свое дело: пакеты с китайским белым плотно лежат в подмышечных впадинах, не ерзая при движении рук. Эдди спокоен и совершенно не собирается нервничать, когда понимает, что в его голове появился кто-то, помимо него самого.
Это шок, это страшный шок, какой-то сумасшедший человек в его голове, дверь в другой мир, вместе они поспешно оставляют наркотики в за этой магической дверью, и Эдди спокойно проходит через контроль. Роланд называет его "Узник", Эдди это совсем не нравится, Эдди вообще многое не нравится, особенно то, что его брат мертв. Великий мудрец и выдающийся наркоман, Генри Дин мертв? Этого не может быть!
Они учиняют расправу вместе, не оставляя в живых никого из тех, кто посмел отнять жизнь его старшего брата, и возвращаются в тот, другой мир - с лекарством для Роланда и без грамма героина для Эдди. Для него это время становится временем жестоких потерь, мир вокруг враждебен и злобен, о цивилизации не идет и речи, что уж говорить о наркотиках. У Эдди ломка, Эдди нужен героин сильнее, чем воздух, он жутко раздражает Роланда и жутко раздражен на Роланда, и не готов принять правила игры - по крайней мере, до тех пор, пока тяга к героину сначала не ослабевает, а потом и вовсе не оставляет его. Впереди - Темная Башня, сумасшедший план сумасшедшего стрелка, Эдди больше всего хочет домой, но дома разъяренная мафия и мертвый брат. Эдди думает, что может остаться здесь еще ненадолго.
Он был извлечен первым, второй в этот мир приходят две женщины, соединенные в одной - Одетта и Детта. И если Одетта скромна и вежлива, то Детта опасная и не менее сумасшедшая, чем стрелок, им приходится соединить двух женщин в одну, прежде чем идти дальше. Сюзанна, как она себя называет, содержит в себе черты обеих женщин, и именно третья становится частью их небольшого ка-тета.
(Ка-ка)
Роланд учит их стрелять, и они оба учатся поразительно легко; Эдди не терзает чувство вины за то, что он настолько хорош, только потому, что вокруг все хороши тоже.
Я целюсь не рукой,
Тот, кто целится рукой, забыл лицо своего отца.
Я целюсь глазом.
Они прирожденные стрелки - и он, и Сюзанна. Эдди пока не понимает этого, но ощущение оружия в руке едва не становится новым наркотиком; револьвер ложится в руку легко, стреляет он так же непринужденно, как и шутит, но помимо этих талантов у него есть еще один.
Дад-а-чум, дад-а-дуч, не волнуйся, у тебя есть ключ
Ключ появляется в одной из деревяшек, которые они находят по пути. У Эдди дрожат руки, в голове звучит насмешливый голос брата
(посмотрите на махонького Эддичку, он там что-то опять вырезает, посмотрите на его ми-илые девчачьи игры!),
но Эдди не позволяет ему вмешиваться в дело. Он знает, что это важно, пытается всеми силами, но так боится - и поэтому не может завершить начатое до конца. До победного, когда либо победа, либо смерть (не его, мальчика, Джейка), но он призывает к себе все мужество и сопротивляется голосу брата.
У него получается.
У него впервые что-то получается, впервые он действует, используя все свои силы, и получает такую отдачу, какой не было никогда. Мальчишка из его сна, мальчишка из его настоящего-прошлого спасен и выпрыгивает из ожившей двери, открытой его собственным ключом. Джейк Чеймберз становится частью их ка-тета и приводит к ним последнего - ушастика-путаника, Ыша.
Я стреляю не рукой,
Тот, кто стреляет рукой, забыл лицо своего отца.
Я стреляю разумом.
Они дойдут до Темной Башни, в такой компании несомненно дойдут. Они спасут разрушающиеся Лучи, и Эдди Дин, спасший их от безумного Блейна Моно своими дурацкими шуточками доказывает, что попал к ним совсем не случайно. Револьвер в его руке как влитой, в голове больше не раздается голос великого мудреца и выдающегося наркомана, он уверен в себе и силен как никогда прежде. Он заботится - и получает заботу в ответ, и та сладкая стыдливость, с которой он принимал чужую заботу, уходит навсегда. Он знает кто он такой и помнит лицо своего отца, я говорю спасибо вам.
Я убиваю не оружием,
Тот, кто убивает оружием, забыл лицо своего отца.
Я убиваю сердцем.
Эдди убивает. Эдди не задумывается, сколько уже положено его твердой рукой (обеими, потому что все они, кроме Роланда, у которого повреждена рука, умеют стрелять с обеих рук), не задумывается он и о том, сколько трупов оставил после себя Роланд Дискейн. Это неважно. Времена, когда он не доверял Роланду, давно прошли, Эдди Дин избавился от собственного демона, от призрака брата, от чувства вины за то, что портит всем жизнь, и обрел то, о чем не мог и мечтать. Он счастлив в своем ка-тете, счастлив быть стрелком и счастлив положить жизнь за то, чтобы Башня стояла до конца времен, поддерживая мироздание.
Эдди Дин получает пулю в лоб от умирающего ректора Алгул Сьенто, места, где обычные люди с необычными способностями разрушали Лучи. Он умирает долго и мучительно, ловит странные видения и торопливо рассказывает о них еще живым членам своего ка-тета. Говорит об опасности, просит не забыть, потому что это - самое важное. Башня всегда была самым важным, даже когда он о ней ничего не знал.
Эдди Торен
Иногда ему снятся странные сны, и его младшему брату Джейку тоже. Он не знает точно, что они означают, но знает одно: он в них счастлив. Абсолютно, безумно, подвергая себя опасности и зная, что Джейк может не выжить к завтрашнему утру, он был безумно счастлив и безумно влюблен. И он хотел бы вернуть это, хотел бы узнать, правда ли хоть что-то из того, что он видит? Потому что если ему не суждено этого узнать, все потеряно.
Торен - это немецкая фамилия. Переводится она как Башня.
Не это ли самое важное?
Я так скучал по нему, я так скучал по нему, я ни за что не признаюсь ни себе, ни ему, что у меня дыхание перехватывает, когда я вижу его здесь, в реалиях моей ТАРДИС. Он так давно и безуспешно пытался сюда проникнуть, расстроить мои планы - все это, конечно, были расшаркивания сродни древним реверансам, и все же они были важны. Теперь он стоит рядом с консолью, безумно счастливый уже тому, что я жив, не погиб на этом чертовом Дрониде, и я не могу не сказать то же самое.
Я счастлив, что его ныне кудрявую голову никто не прострелил. У Врага имеется оружие и похуже, и я даже не могу представить всего, что могло бы случиться с Мастером - хотя нет, могу, и в этом проблема, мое воображение достаточно живое, чтобы на миг скривиться и повернуть голову, надеясь, что он не заметил этой гримасы.
- Тебе нравятся мои ресницы, - я смеюсь в ответ и думаю о том, насколько ему, наверное, хорошо сейчас здесь. Я буквально выдрал его с поля боя, как какого-нибудь землянина, я в такой обстановке представляюсь либо богом, либо просто каким-нибудь ангелом, дарующим покой и пусть временную, но передышку. Меня это вполне устраивает, если дело касается него. Почему бы и не побыть спасением для того, с кем враждовал столько - десятков, сотен - лет. Он ведь не дурак, понимает же, каково положение дел на данный момент, зачем он лезет в самое пекло, из этого же...
О.
Наверное, стоит показать ему то, что я видел в кабинете Леди Президента, эту исчерченную красными и синими стрелками четырехмерную карту, сам все увидит, сам поймет, насколько это безумно - не просто биться за Галлифрей и Повелителей Времени, но и просто ввязываться в эту Войну. Даже касаться ее противно и опасно, она как чума, заражает в итоге весь твой таймлайн от рождения и до смерти, и не факт, что не залезет в отдельные ответвления, это, конечно, не хуже Йссгарот, но Йссгарот хотя бы не планировали что-то. Йссгарот были силой вселенной, пусть и не нашей, а Враг... ну, это Враг. Их с Галлифреем противостояние не закончится хорошо ни для кого, кто окунул в это хотя бы палец.
И я, если честно, окунул.
Я жду, сложив руки на груди и приподняв брови, он так и не ответил на мой вопрос, а если он собирается получить свой чай, ответ обязателен. Мне не составит труда разыграть добрую встречу и дать ему передышку, хотя я все еще отчаянно надеюсь, что он не вернется на поле боя. Надеюсь, что он останется со мной, в моей ТАРДИС, надеюсь, что мне удастся вытащить его из этого ада, хотя я сам понимаю, насколько это маловероятно.
Я не знаю, чего именно я ждал. Что он скажет, что это какой глупый эксперимент, например, или что он пришел навестить друга, чем черт не шутит, но он одет как их - вслушайся только, Мастер, их - одежду солдат, и мне так непривычно видеть его в униформа с нашивками печати Рассилона. На самом деле, я ждал чего угодно, вплоть до того, что он спасал тут какого-то своего спутника, но только не того, что он сказал в действительности.
Небесное Агентство Вмешательства - бельмо на глазу Фракции такой же величины, какой сама Фракция для дома Таймлордов. Агенты НАВ шныряют по всей Спиральной Политике и исправляют все "неверное", чтобы история работала идеально и нигде не стопорилась, сторожевые псы общей идеи превосходства Галлифрея и худшее, что случалось со Вселенной. Представить Мастера в их рядах было трудно. А еще это значило, что он теперь мой действительный враг. Враг номер один.
Он называет меня старым другом, он выглядит воодушевленным и даже почти счастливым - почти, потому что на дне его глаз я все равно вижу тревогу и страх, дикий и совершенно безумный. Я смотрю на него, рассматриваю жадно, пытаясь насытиться в один момент и точно зная, что понятия не имею, когда увижу его в следующий раз. Конечно, он останется здесь и не отправится отсюда никуда, пока шишки из НАВ ему не скажут. Конечно, он не отправится со мной рвать ткань истории, просто потому что не верит и никогда не поверит в ту реальность, которая открывается мне. Он выбрал свой путь, и он идет по нему, твердо уверенный, что только этот путь может вести к победе.
К победе. В Войне или надо мной?
Я смотрю на него, и будь мы младше, учись мы еще вместе в Академии, я бы набросился на него с обвинениями в предательстве и уговорами насчет того, что это очень плохой вариант, наихудший из всех. Но мы уже давно не дети, между нами целая пропасть длиной всего в несколько шагов, и мы никогда ее не преодолеем.
Он сошел с ума, определенно, но я киваю, улыбаясь, не могу не улыбаться ему в ответ. Он так честно признается в этом, так, будто это совсем не позорно, да и к черту все эти мысли о чужих оценках - он отлично знает, что я чувствую, именно поэтому и признается, смотрит на меня, ожидая ответной реакции, и я качаю головой.
- Я не из-за нее, если ты думаешь об этом, - я смотрю на него долго и внимательно, слова "из-за тебя" чешут кончик языка, но я проглатываю, пропихиваю их как можно глубже, чтобы ни в коем случае не говорить вслух. Выбор уже сделан, но я все еще не могу видеть в нем настоящего врага, он слишком дорог мне, слишком важен. И да, я боюсь. Но не того, что Галлифрей проиграет или даже вся Спиральная Политика окажется одним большим Дронидом, мне плевать, я найду где окопаться. Больше всего я боюсь потерять его в этой безумной войне. Агенты НАВ не отличаются долголетием, как, впрочем, и все в это трудное время.
- Ты помнишь, как они закончили? Ромео и Джульетта, - я медленно обхожу консоль и подхожу к нему ближе. - Они погибли, точно зная, что не смогут жить без другого.
Совсем легкий поцелуй на губах - самое оно для того, чтобы он растерялся - пинок за дверь и смех в спину.
- Увидимся, Ромео!
И почему-то я уверен, что еще хотя бы раз увижу его живым.