Николай всегда говорил ему: он родился с необычайно восприимчивой Свад- хистана чакрой и, что под поверхностью материи, иллюзией иллюзии, лежит секрет, священные частоты вселенной и, что Свадхистана – канал, через который она будет тебе петь. И Свадхистана располагается прямо за яйцами, потому он всегда-всегда должен верить своим яйцам. Питер не знал, что это было, но что-то в сцене в Килдерри парке привело его яйца в состояние возбуждения.

По опыту Питера, любая униформа была униформой СС.

Подкожные раны и укусы соответствовали следам от нападений диких животных, но судмедэксперт не мог определить каких именно – койотов, медведей, горных львов. Убийство не рассма- тривалось, но слухи не были столь однозначными. Изнасилование, сатанинский обряд, и ряд других, таких же безумных… Во время урока физкультуры, Алекс Финстер, зная, что Питер в радиусе слышимости, сказал, что слышал, якобы это были цыгане, ебаные цыганские каннибалы, для которых она была как курица по вкусу.
-Вообще-то, человеческое мясо больше похоже на бекон, – сказал Питер.
Эшли Валентайн посмотрела на него с отвращением.
-То есть, так говорят, – добавил Питер.

Питер и Линда Руманчек переехали в Хемлок Гроув в середине лета. Двоюродный брат Линды, Винс, погиб от алкогольного отравления и оставил свой трейлер на отшибе города другой двоюродной сестре, Руби. Но, Руби только вышла замуж за владельца ломбарда, который посещала, и не нуждалась в использовании настолько плебейского жилья. Итак, она передала его Линде в обмен на пол пачки сигарет и массаж. Руманчеки предпочитают благотворительность торговле, к тому же Линда мастерски делает массаж. Время было достаточно благоприятным. Линда и Питер жили в малюсенькой квартирке в городе около двух лет и уже устали от этого. Два года, неестественно долгий срок – находиться на одном месте – для Руманчеков; это дает косность мышления.
Так почему бы и нет? Смена обстановки. Трейлер Винса Руманчека располагался в лесистом тупике в конце Киммел Лэйн, вниз по холму от Килдерри парка и прямо за дорогой – традиционным разделителем между служащими и управляющими, по сей день говорящим о социально-экономическом статусе. Но, тем не менее, все же лучше выбраться из города и дать своим мыслям некий простор. Ближайшими соседями была пожилая пала, Вендаллы, живущие полумилей выше в доме над прудом, в котором Питер иногда плавал голым поздно ночью. Вендаллы были довольно любезными. Приносили приветственные бисквиты и осыпали Винса эвфемистической похвалой – чуть ли не присвистывая – и скрывали свой дискомфорт от татуировок Руманчеков. По крайней мере, тех, что они видели. Они оставались спокойны даже к толерантности Линды, касательно семантических диспутов ее сына с определением Содружества здравоохранения Пенсильвании о «незначительном» количестве алкоголя – он выражался в количестве Будвайзеров, приконченных им за время их короткого визита – и к тому, как мало провокационной лености Питера, было достаточно ей, чтобы начать осыпать его проклятиями на старинном языке, или к удушающе близким объятиям, которыми она наградила каждого из них перед их отъездом.

Несколькими днями позже их навестила внучка Вендаллов, Кристина. Кристине было тринадцать, но она выглядела младше своего возраста. Девочка с облезлым лаком на ногтях и худыми коленками и черными, как гнездо ворона волосами, обрамляющими ее лицо, словно бледное яйцо. Кристина была одновременно молода и взросла для своих годов; она никогда не проявляла, перехватывающего дыхания, любопытства ребенка, свойственного всем, кто познает вселенную – Что это? Откуда это взялось?

Почему это похоже на то и ни на что другое и как это работает с другими вещами? Почему? Почему? Почему? – и единственная личность ее собственного возраста, которая знала, что хочет быть никем другим, кроме как Русским романистом. Естественно, она считала необходимым испытать эти непостижимости из первых рук, и не разочаровалась. Какие странные и захватывающие, эти Руманчеки! Ее собственные родители были аналитиками службы поддержки в городской фирме, и что этот образ жизни свободы и пантеистической непочтительности существовал и был, в какой-то мере, допустим, сбивал ее с ног. Особенно она удивлялась Питеру, настоящему цыгану примерно ее возраста.

Полукровка, – поправил он ее. Николай, его дед, был чистокровным румынским Калдерашем с Карпатских гор, но после эмиграции женился на женщине гаджо.

Что все это значит? – спросила Кристина.

Значит, что нашему роду вечно суждено скакать по земле на двух лошадях с одной задницей, – ответил Питер.

Это задало тон их отношений: ее конфуз от того, о чем он говорит и нескрываемое удовольствие, что он от этого получал. Половину времени она не понимала, о чем он говорит, а другая половина, просто сбивала ее с толку. Например, связка сухого чертополоха и золототысячника, висевшая над дверью, как он сказал ей, служила средством от Злого Глаза. «Но – чьего?»

Это как пристегиваться ремнем безопасности, – объяснил он. – Никогда не знаешь, когда пригодится.

Или его заявление, что ее прибытие к их дверям было предвещено сажей на фитиле свечи, или сложная пентаграмма, которую Питер вырезал на стволе дерева. (- Не потому что Сатанисты, – сказал он ей, – но поскольку каждая сторона означает элемент и часть души, и потому что это выглядит охуенно круто.)

Хватит! Она потребовала от Питера признаться, сколько из сказанного им было правдой.

Он пожал плечами:

Это должно быть довольно чистоплотно.

Что ж, это, скорее всего, лучшая в мире вещь, к твоему сведению, – сказал он. - Так и тут.

-Правда? – спросила она.

Очевидно.

Она затихла, но ее разум все еще крутился. И мысли, как яблоки, падали с ветвей ее мозга! Но из тысячи и одного актуального вопроса, который она могла задать, ее рот выпалил этот:

А я могу стать оборотнем?

Теоретически, – уклончиво ответил Питер.

Он встряхнул руку, несколько раз щелкнул пальцами, и Фетчит вернулся и облизал обратную сторону его ладони.

Мелкая колючка, – сказал Питер.

Ты укусишь меня? – спросила Кристина.

Не будь дурой, – ответил Питер.

Да ладно. – Она подняла ногу так, что внутренняя часть ее бедра стала на од- ном уровне с ним. – Смотри какая юная и чувствительная.

Убери эту тощую, жалкую палку от моего лица, – сказал Питер. – Из этого все равно не выйдет ничего хорошего. У тебя больше шансов получить столбняк и умереть, чем обратиться.

Ага, точно. Я думаю, ты просто эгоист. Он задумался.

Что ж… может быть и другой способ. Ей не терпелось:

Какой?

Дать мне пива и перестать меня изводить.

После начала учебного года, Кристина прекратила проводить дни на лужайке их дома и Питер видел ее только в коридорах школы, но это было показателем их отношений, как в первый день, она подошла к нему, чтобы обняться на виду у своих друзей, идентичных близняшек Алексы и Алисы Сворн, таких же красивых и коварных, как тигры альбиносы, которые были так потрясены, словно она не могла иметь ничего общего с этой ходящей фабрикой по производству герпеса, к которому нельзя прикоснуться, не использовав после чистящих средств. Хотя Питер не принял ее последующую отстраненность на свой счет, ведь это не праздник быть девушкой ее возраста.
Но днем позже, когда большая часть девушки из Пенроуза была найдена в Килдерри парке, Питер и впрямь пожалел, что сказал Кристине, будто он оборотень.

***

Питер заставлял людей нервничать, а они даже не знали, что раз в месяц он сбрасывает свое человеческое одеяние и блуждает в компетенции тайных и непокорных богов, чтобы чувствовать это: он не один из них. Питер не возражал. У него была своя семья и внутренний путь, и он не мечтал ни о чем больше, и если это было его платой за сохранение этого, что ж. Было столь многое чему поучиться у каждого места. Или, по меньшей мере, нечто, на что стоит посмотреть. Кто был влюблен в парня своей лучшей подруги или девушку друга, кто резал себя, кто голодал, кто запирался в туалете, чтобы подрочить или поплакать, кто был зависимым, а кто был кем-то изнасилован – это было повсюду, удивительный мир тьмы и желания прямо под ревущими трибунами, если у ваши глаза на месте. Но в коридорах Старшей Школы Хемлок Гроув, на сегодняшний день, величайшая концентрация любопытства и интриги принадлежала двум студентам, брату и сестре: Роману и Шелли Годфри.

Роман также был старшим, что включало в себя больше привилегий и популяр- ности. Имя Годфри было настолько же суверенным, как Дюпон или Рамзес, и он не предпринимал никаких попыток скрыть это, начиная с его волос, он, не задумываясь проводил половину учебного дня в городе, чтобы уложить и обесцветить их (цвет его кожи подразумевал естественную темноту, не говоря уже об общем недомогании, что- бы играть на улице), или маленьких, но впечатляющих медикаментов, что он держал

в коробочке от мятных леденцов. И самое очевидное – машина. Желание быть обре- мененным имуществом, было одним из тех, от которых в первую очередь скрывался Питер, но как подросток с кровью путешественника, он не имел ничего против двига- теля внутреннего сгорания и факта того, что автомобиль был полностью из железа. Но Роман, с другой стороны имел мало общего с другими богатыми детьми, экспонируя практически абсолютное отсутствие уважения к социальным ожиданиям. Его поведе- ние, не слишком бунтарское, чтобы выражаться в немотивированном протесте против каждого несоответствия момента с его переменчивым настроением, а чувство права такое же фенотипическое, как и его зеленые глаза. Эта характеристика его династии берет свое начало от первого предка, его трижды пра-прадеда, легендарного стального барона, Джейкоба Годфри. (Зеленый, само собой, это цвет денег.) Они отображали его хватку.

Но ни что из этого не было тем, что Питер нашел столь притягательным в Рома- не Годфри.

В моей школе учится упырь, – сказал Линде Питер в первую неделю своей учебы. Его Свадхистана делала его чувствительным к подобным вещам.

Святой Боже, – отреагировала она, спросив, – И какой он?

Не знаю. Выглядит нормально.

Но Питер не старался завести с Романом любого рода знакомство. Упыри были странной породой. Николай рассказывал ему истории, по большому счету неправдоподобные даже для старых цыган и доверчивых детей, о невидимых тенях, проходящих сквозь туман, но Питер прежде встречался с ними лично лишь однажды, когда они с Линдой жили на севере штата. Он бродил по берегу озера, на собственности находившейся глубоко в лесу Озера Эйри, той Снежной Луной. Снег был плотным, и стволы деревьев выглядели как черные нити, натянутые под белоснежным бельем, и там были трое из них, один мужчина и две женщины. Они пили вино в патио и говорили на французском, обнаженные, кроме одной женщины, статной мулатки, на которой был колпак Санты. Питер тут же понял, что-то странное было в этих людях. Помимо очевидного. Оборотень, – воскликнула мулатка, увидев выходящего из деревьев Питера, и они начали звать его к себе с большим воодушевлением. Он поднялся по ступенькам, и они с восторгом начали подлизываться к нему, похлопывая и поглаживая, водрузили колпак ему на голову. Сделали его душой вечеринки, и он был рад, найдя таких счастливых друзей. Но затем, прямо за патио, в темноте, раздался странный, низкий хныкающий звук, и белая девушка, издав симпатичное «о-оу», словно услышала голодного младенца, взяла кусок сыра с подноса на столе и протянула его фигуре, свисавшей с ветви дерева, что вплотную приближалось к дому. Питер пододвинулся ближе, чтобы лучше рассмотреть. Его живот сжался в комок. Фигура оказалась лисой, с задней лапой, попавшей в петлю. Лапа была сломана, и по ее жалкому истощенному виду было ясно, что она висит тут уже какое-то время. Женщина почесала лису за ухом и поднесла сыр на дюйм или около того ниже досягаемости животного. Морда лисы тщетно пыталась его достать, и тогда она подняла руку позволив зверю достать до куска толь- ко вытянутым языком, затем, с нарочито неуклюжим видом она бросила сыр на землю. Мужчина улыбнулся Питеру – разве не веселая игра? – и протянул ему кусок сыра. Питер был парализован. Множество раз после, он проигрывал этот сценарий, где обладал силой духа и мужеством, чтобы облегчить участь лисы, сломав ей шею, но в жизненно важный момент, он не обладал ни единым качеством. Это было живым существом с сиянием, застывшим в его глазах и он дал бы что угодно, за смелость лишить их этого блеска. Трясущимися руками он аккуратно вернул сыр на поднос, и спустившись по ступеням, вернулся назад к полосе леса, не встречаясь с ними взглядом. «Как вульгарно!», услышал он голос белой женщины позади себя и почувствовал легкий удар на своей спине. Питер обернулся, убедиться, что не находится в опасности от каких-ни- будь их снарядов, но это был просто кусок сыра, который она бросила в него. Мужчина выкрикивал оскорбления и, размахивая своей задницей, решительно хлопал ее ладонью, на что мулатка смотрела с прохладной отрадой. Питер быстро кинулся в лес, колпак мягко упал в снег позади него.

Несколько дней он никак не мог прекратить плакать, но после того, как Линда наконец-то заставила его поведать об инциденте, она просто покачала головой и выпалила:

Французы.

Питер не мог сказать, насколько похожим на тех личностей, был его одноклассник; тем не менее, проявлять осторожность рядом с Романом Годфри, не казалось ему такой уж плохой идеей.

Но эта политика не оградила Питера от проявления особого внимания к состоянию упыря в день, когда появились новости о девушке из Пенроуз.

Конечно, было бы благородно предложить упырю какую-то поддержку, но Питер всегда был очень подозрителен к благородным импульсам. И хотя он сожалел о причи- ненной варгульфом боли, и будет продолжать, по всей видимости, до самого его само- уничтожения, боль была огромной частью этой жизни, как лето и зима и дождь, и нет большего идиота, чем тот, кто верит, что ты можешь ее излечить. Что ты должен. Пи- тер не считал себя пораженцем, но Николай учил его не чесаться там, где не чешется, и у него было высокоразвитое чувство того, что является, а что нет его проблемой.

мир упырей странный и запутанный для простого волка

По природе Николай был добряком. В свои последние годы он дал имя каждой утке, которую кормил, и музыка заставляла его плакать. Больше, чем что-либо, он любил свои воскресенья с Питером. В эти дни он позволял Питеру помогать ему, ког- да он шатался по округе с молотком и тележкой, высматривая машины с вмятинами, требующими ремонта. Питер помогал, претворяясь умственно отсталым, поскольку люди чаще нанимали парня с умственно отсталым ребенком, и это заставляло его чув- ствовать себя умным и полезным. Затем, они незамедлительно шли тратить всю долю Питера на мороженое и аркады. Николай никогда не позволял ему оставлять деньги; богатый человек, говорил он, тот, кто потратил миллион. Позже, кода дело дошло

до Питера, превращение, Николай был тем, кто показал ему правильный путь быть волком, не копаясь в мозгу, но объясняя важное: Не нападай, когда не голоден; когда охотишься, заходи с тыла, чтобы избежать рогов и копыт; и когда ты полон песни все- ленной, дышащим духом, охватывающим все вещи, закинь свою голову назад и закрой лаза и насладись этим.

И, хотя сердце Николая сделано из золота, вещество его мозга не самый ценный товар: когда он был молод, он проебал множество вещей в своей жизни. Он был ча- стью табора в старой стране, и поскольку он один из семи сыновей Руманчека, а Ру- манчеки были так же полезны в удержании сплетен, как женщина с картой, факт того, что он раз в месяц сбрасывал свое человеческое одеяние и бродил по тайным областям под покровом непослушных богов, был не только хорошо известен, но также превра- тил молодого человека в более известную фигуру, чем даже самые именитые танцоры или музыканты. Старые женщины кудахтали, а молодые хихикали, когда Руманчек хорохорился в свои годы. Он действительно жил роскошью борова. Итак, чтобы уве- личить его положение, вошло в традицию среди его братьев и их друзей, настоящий джентльменский клуб, смотреть, как Николай напивается перед превращением, потом крадет свинью или овцу и пожирает ее. Лучше, чем кино! Конечно, старые и мудрые качали головами, из-за одной простой морали из этой истории – дети, играющие с огнем, добиваются того же, что и пьяницы играющие с оборотнем – итак, это и случи- лось: в ночь, когда весельчак из их компании решил, будет смешно вырвать кость из волчьей пасти.

Другие сначала испробовали палки и камни и только потом оружие, но было уже слишком поздно. Как только волк ощутил вкус страха, единственное, что остает- ся делать – медленно пятится назад, избегая дальнейшей провокации, а затем бежать, бежать и молиться, что кто-то другой из твоей компании окажется медленнее.

Так оно и произошло. Все было кончено, еще не начавшись. Все было кончено.

Убить другого человека, это не выход в цыганских кругах. Это немыслимо. И чело- век, сотворивший такое, немыслим. Не было ни наказаний, ни санкций против таких вещей, несовместимых с дыханием духа, что проходит и объединяет все в мире. Это просто конец для одного, совершившего такое, он больше не существовал. И нет нака-

зания страшнее, чем лишить кого-то сердца. Следующим утром Николай проснулся в одиночестве на голой земле, где кровь его друга покоилась на растаявшем снегу, и был слышен звук, уезжающего табора с его братьями, звук его сердца вынутого из тела.

Вот откуда это, – сказал Питер.

Он указал на свои ребра с татуировкой «г» на них.

Это значит гаджо. Изгой. Николай был изгоем всему миру, а я был с Николаем.

Брат человека, которого убил Николай, нашел нас спустя много-много лет, – неожи- данно произнесла она. – Николай дважды стал убийцей за одну свою жизнь; пожар проходит, но угли остаются. Если все не закончится сразу, это будет прятаться за углом каждый последующий день его жизни. И если не позволить мальчику стать мужчиной, то никто не виноват, кроме тебя самой, что ты до сих пор потираешь ему зад, когда он уже должен подарить тебе внуков.